Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Я не могла больше ждать, пока Сергей решится на отъезд.

Я не сомневалась, что будет трудно, но хуже быть не могло. Я готова была на любую физическую работу, на любые бытовые сложности, только бы избавиться от ощущения безнадежности и страха перед КГБ, все ближе подбиравшегося к Сергею… Если что-нибудь решу – стену лбом прошибу, но добьюсь своего. Однако преодолеть нерешительность Сергея мне долго не удавалось.

Замечу, что волевое решение Елены Довлатовой в некоторой степени напоминает уход Норы Сергеевны из театра. В довлатовской семье женщины часто принимали «мужские решения». Нерешительность самого Довлатова была связана с ясным осознанием того, что он и его проза не нужны западному читателю. А к настоящему читателю выход перекрыт. Иногда в сознании он обыгрывал мысль об отъезде, но всячески снижал пафос возможного поступка. В такие моменты он представлял себя прагматичным, деловым человеком. Лев Лосев в «Меандре» вспоминает случай, относящийся к концу 1976 – началу 1977 годов. В Америке он около года, работает в знакомом нам «Ардисе». Карл Проффер попросил Лосева выступить на конференции Американского союза гражданских свобод в Айова-Сити. Ранним утром безмашинный Лосев ждет автобуса до аэропорта. Город начинает оживать. Машины, звезды, самолеты, свет неоновых вывесок. Неожиданно приходит понимание чуждости этого мира, в котором ты, тем не менее, находишься. Лосев переполнен нахлынувшим чувством:

Я захватил с собой несколько писем, на которые надо было ответить. И вот при свете уличного фонаря я стал писать Довлатову. Он тогда прицеливался к отъезду и просил рассказывать ему о жизни в Америке. И я постарался описать, подробнее, чем здесь, что я вижу и чувствую в этот предутренний час на окраине Энн-Арбора. Недели через четыре он прислал смешное письмо, сварливо выговаривал мне за ненужные сентименты. Писал, что его интересует не это, а «сколько стоят в Америке спортивные сумки из кожзаменителя».

Игры в отъезд заканчиваются в январе 1978 года. Елена Довлатова неожиданно быстро получает разрешение на выезд. Буквально перед отлетом она с подругой идет на прогулку, падает, ломает руку. 1 февраля Елена с дочерью Катей улетают в Вену. Довлатов провожает их. Простудившись, он лечится проверенным народным средством. Вызванный врач констатирует алкогольное опьянение. Довлатова увольняют. Лишившись семьи и работы, он впадает в прострацию. Из мартовского письма Тамаре Зибуновой:

Милая Томушка! Меня опять поперли с работы. Отчасти сам виноват, отчасти – происки. Ты, конечно, подумаешь: «Запил». Верно, было дело. Я и в Таллине пил. И про таллинские мои дела многие говорят: «Выгнали за пьянку». Короче, поперли… От Лены важные, хорошие и благоприятные для меня сведения. Они в Риме. Собираются в Штаты. Все идет нормально, без срывов, хоть и без триумфа. Надежды подтвердились. Остальное дело времени, терпения и удачи.

В подобной ситуации всегда требуется помощь от человека спокойного, обладающего способностью объяснить ситуацию, подсказать оптимальное решение. Таких людей вокруг Довлатова было всегда немного. Определенной подвижностью, живостью психики обладали даже формально удачно социализированные типы. Из «Заповедника»:

Живописец Лобанов праздновал именины своего хомяка. В мансарду с косым потолком набилось человек двенадцать. Все ждали Целкова, который не пришел. Сидели на полу, хотя стульев было достаточно. К ночи застольная беседа переросла в дискуссию с оттенком мордобоя. Бритоголовый человек в тельняшке, надсаживаясь, орал:

– Еще раз повторяю, цвет – явление идеологическое!..

(Позднее выяснилось, что он совсем не художник, а товаровед из Апраксина двора.)

В сложной ситуации помощь пришла от Ефимова. Из ранее цитированного письма к Зибуновой:

Игорь Ефимов оказался замечательным человеком. Единственный не алкоголик, с которым я поддерживаю отношения. Добрый, внимательный, чуткий, полезный. Остальные – шутники, эгоисты и сплетники. А он занят делом. И еще чужими делами. Он мне чрезвычайно полезен.

Шутником Ефимов не был точно. По его словам, готовиться к отъезду он начал с 1973 года, после возвращения с Высших литературных курсов. Он берет частные уроки английского языка. Но это еще не готовность к эмиграции, а действия «на всякий случай». Решающими доводами выступили два уже названных момента. Неуспех взрослой прозы и написание философских трактатов. Никто не преследовал писателя, свидетельством чему – заключенный в «Детской литературе» договор и выплаченный аванс. Но деньги возвращены, семья деловито собиралась, лишние вещи оперативно распродавались. Разъехались по новым хозяевам мебель, коллекция репродукций. Ефимов вполне искренне давал советы Довлатову, подсказывал, как себя вести в ситуации, когда он сам сделал окончательный выбор. Довлатов продолжал тянуть. Полгода, начиная с февраля 1978 года – один из самых тяжелых периодов в его жизни.

Я уже говорил о последней публикации Довлатова в стране на страницах «Звезды». Но парадокс в том, что параллельно шли другие его тексты. Знакомый нам «Молодой Ленинград». Выпуск за 1977 год. Открываем 192 страницу. И мы встречаемся с «молодым прозаиком» «Сергеем Далматовым». Автора из молодежного альманаха мы встретим еще раз. В поздней повести Довлатова «Филиал» немолодой эмигрантский писатель Далматов едет на конференцию, посвященную русской литературе. Там он сталкивается со своей первой любовью – Тасей. Далматов с грустью вспоминает молодость: учебу в университете, роковую встречу с Тасей: «Так началась моя погибель».

Итак, три рассказа «Далматова»: «Голубая лошадь», «Старуха», «Ларек», «Цветы жизни». В хармсовской по духу и названию «Старухе» к сорокалетнему токарю по ошибке приходит пожилая натурщица. Вместо того, чтобы спокойно уйти, пенсионерка переходит в наступление:

– Хватит трепаться, рисуй, кому говорят! Подумаешь, токарь! Был токарем, стал художником. Все равно сейчас ни Тицианов, ни Чюрленисов нету, на художников дефицит. Рисуй, кому говорят, зря, что ли, я на такую верхотуру к тебе забиралась? Бери краски и мажь, молодому художнику все сойдет…

В сумке у натурщицы отыскались несколько тюбиков краски. Работа закипела. Без особого вдохновения с рабочей основательностью токарь, используя синий и фиолетовый цвет, создал портрет женщины. «Модель» забрала его. Вскоре картина появилась на выставке молодых художников. Завод выделил молодому таланту трехкомнатную квартиру в качестве студии. Мэтры одобрили смелое сочетание красок. Бывший токарь превратился в профессионального художника. Продолжая «творить», он размышляет о непростых путях, приводящих людей к искусству: