Сюзанна Шаттенберг - Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Но, как говорил уже Карл Маркс, история не повторяется, разве только в виде фарса. Кампания по строительству БАМа производила впечатление примитивного подражания тому, что уже было. Она провозглашала романтику приключений, в которую едва ли кто-то еще верил, хотя с 1974 по 1984 г. на БАМ приехали более полумиллиона строителей, две трети из которых были комсомольцами 2005 2005 Ward Ch. Brezhnev’s Folly. P. 8. . Быстро вошли в обращение остроты о БАМе. Аббревиатуру расшифровывали как «Брежнев Абманывает Молодежь». Распространился анекдот: «Какой получится звук, если Брежнева ударить по черепу? – БАМ!» 2006 2006 Ibidem. Р. 44; Grützmacher J. Vielerlei Öffentlichkeiten. S. 216. . К тому же железная дорога представляла собой такое техническое средство, которое к концу XX в. больше не воодушевляло. Точнее говоря, она означала регресс после того, как Хрущев вдохновил людей спутником и полетом Гагарина в космос. Заманчивой целью было теперь мировое пространство, а не сибирская тайга.

Хотя аббревиатура «БАМ», подобно коду «20 миллионов», воздействовала на психологию людей второй половины 1970-х гг., «импульс», который должен был передаться обществу, не состоялся 2007 2007 Grützmacher J. Vielerlei Öffentlichkeiten. S. 216. . Не удалось реализовать и идею, согласно которой БАМ мог бы послужить плавильным котлом для различных этносов, и проектом, демонстрирующим равноправное, мирное сосуществование всех советских народов 2008 2008 Ward Ch. Brezhnev’s Folly. P. 11. . Вместо того чтобы стабилизировать социалистический коллектив, общество, возникавшее вокруг БАМа, было отмечено, скорее, воздействием насилия и характеризовалось враждебностью по отношению к женщинам и представителям нерусских национальностей. БАМ был рассадником «хулиганства», где пышным цветом расцветали алкоголизм, воровство, коррупция и насильственные преступления, прежде всего против женщин 2009 2009 Ibid. S. 58, 97. . Вместо оживления старого мифа о социалистической стройке, где выковывается советский человек, БАМ превратился в неподконтрольное государству пространство с собственными законами. К тому же в связи со строительством магистрали в начале 1974 г. стали возникать первые природоохранные группы, участники которых заявили о себе как о предшественниках гражданского общества и протестовали против безоглядной эксплуатации природы и загрязнения окружающей среды 2010 2010 Ibid. S. 14. . Молодые люди ехали на БАМ не движимые энтузиазмом, а потому, что они получали там прибавки за работу на Дальнем Востоке и могли быстрее накопить сумму, необходимую для покупки автомобиля 2011 2011 Grützmacher J. Vielerlei Öffentlichkeiten. S. 221. . Расчет рабочих и работниц звучал как нельзя более трезво: мы строим вам – партии – БАМ, вы за это даете нам автомобиль.

Мы не знаем, что Брежнев думал о БАМе, осознавал ли он, что перезапуск воодушевления строительством не сработал, более того, был ли БАМ вообще его идеей. В декабре 1978 г. он посетил стройплощадку, позировал там вместе с комсомольцами и, казалось, от души шутил. В его записных книжках встречается только одна запись о БАМе. 2 ноября 1981 г. он написал: «Банников Николай Васильевич [первый секретарь Иркутского обкома сообщает] об окончании БАМа на южном участке области» 2012 2012 Леонид Брежнев. Рабочие и дневниковые записи. Т. 1. С. 1113 (запись от 2 ноября 1981 г.). .

Фото 23. Л. И. Брежнев и В. Брандт на морской прогулке в Крыму, 1971

На фотографии мы видим Леонида Брежнева с Вилли Брандтом 17 сентября 1971 г. на моторной яхте у берегов Крыма, где политики без протокола проводили уикенд. Оба в солнечных очках, загорелые и очевидно расслабленные. Они выглядят так, будто забыли о мире вокруг и полностью погрузились в разговор. Брежнев сидит позади Брандта, доверительно положив одну руку на спинку сидения канцлера, а другой подпирает голову. Он смотрит на собеседника, будто размышляет о чем-то. Западногерманский гость лукаво улыбается и, несомненно, наслаждается видом окрестностей. Встреча с Вилли Брандтом на правительственной даче в Ореанде, поблизости от Ялты, осенью 1971 г. была одним из кульминационных пунктов внешней политики Брежнева. Он не просто добился возможности в качестве Генерального секретаря принимать высокопоставленного зарубежного гостя без участия министра иностранных дел и главы правительства; но важно, что Брежнев встретил его в неофициальной обстановке как личного друга. Так началась дружба, которой суждено было продолжиться и после отставки Брандта в 1974 г. вплоть до смерти Брежнева.

Одновременно снимок немало говорит и о том, как Брежнев формировал внешнюю политику. Как и Хрущев, он стремился к личному контакту с политической элитой. Он верил в договоренности на межличностном уровне, между человеком и человеком, осуществление которых затрудняли, а то и могли сорвать бюрократические структуры, дипломаты и скептики. Если в этом отношении Брежнев и опирался на опыт Хрущева, то в том, что касалось имиджа, он избрал прямо противоположную тактику. Он хотел отличаться от Хрущева, поведение которого было ему неприятно. По словам одного из российских дипломатов, «Хрущев угрожал – от башмака до мата и ракет. В Большом театре мы пригласили английского посла с женой, и он нам рассказывал, как Хрущев говорил, что ничего не стоит попасть в Белый дом ракетой» 2013 2013 Цит. по: Брутенц К. Н. Тридцать лет на Старой площади. С. 270. . Брежнев хотел прекратить такую традицию выстраивания отношений. Его предшественники отличались одеждой и поведением от западных партнеров по переговорам, игнорируя или саботируя западное понятие «комильфо».

Придя в 1917 г. к власти, большевики отвергли как нечто буржуазное повсеместно принятый в Европе дипломатический протокол с соответствующими дресс-кодом, правилами поведения, обязательными формами бесед, приемами и совместными обедами. При этом они упустили из внимания, что этот протокол был выражением не просто придворной аристократической культуры, но и символизировал надежность отношений и общие правила. В конце концов, дипломатия не означала ничего иного, как поиск договоренности между представителями двух государств. При этом сталкивались различные культуры, то есть системы знаков и стереотипы интерпретации, хотя обе стороны и не обязательно знали, какое значение они должны придавать поведению другой. Поэтому протокол функционировал как своего рода словарь, определяя в каждом знаке обязательное значение и тем самым в идеальном случае заботясь о спокойном ожидании и предотвращая какие бы то ни было недоразумения или непонимание. Большевики, отвергнув дипломатическое «комильфо», что называется, выплеснули с водой ребенка, тем более что сами не сумели создать собственный переговорный код и только боролись с западной нормой. Первый народный комиссар по иностранным делам Л. Д. Троцкий проявлял себя с помощью военной внешности и пропагандистских речей, многолетний сталинский министр иностранных дел Молотов хвалился тем, что он больше солдат партии, чем дипломат. Сталин и вовсе пытался выдать себя за опытного государственного деятеля западного образа, в то время как Хрущеву, похоже, доставляло большое удовольствие саботировать западный протокол или игнорировать его и превращать в объект насмешек.