Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

В период летней командировки 1908 г. совершил поездку в Китай слушатель II курса поручик Песоцкий, впоследствии известный военный востоковед и автор многих работ на военно-востоковедную тематику. В Пекине поручик Песоцкий обратился с просьбой к русскому военному агенту в Китае Генерального штаба полковнику Л. Г. Корнилову с просьбой оказать содействие в ознакомлении с новой китайской армией. В один из июньских дней Л. Г. Корнилов пригласил Песоцкого совершить вместе с ним поездку в летний лагерь китайской 1-й пехотной дивизии близ Пекина. Русские офицеры осмотрели пехотную роту, артиллерийскую батарею и кавалерийский взвод. Также им была предоставлена возможность наблюдать за тактическим учением пехоты, боевыми стрельбами и учениями кавалерии. Во время пребывания в лагере китайской дивизии Песоцкий сделал около 60 фотографическких снимков. Охотно разрешили себя снять начальник дивизии и начальник штаба, оба любители фотографии. По впечатлениям от поездки Песоцкий опубликовал заметки в газете «Русский инвалид» [811]и в журнале «Разведчик» [812].

В августе 1908 г. на первый курс Восточного института были зачислены 17 офицеров-слушателей. В течение 1908–1909 академического года из института отчислены 9 офицеров-слушателей: с I курса – 2 чел., со II курса – 3 чел., с III курса – 4 чел. Всего из Восточного института к концу 1908 г. были отчислены 37 офицеров (из 141 чел. поступивших) [813]. К 1 января 1909 г. общее количество офицеров-слушателей определялось числом в 83 чел. (из них четверо – офицеры ЗОПС), которые распределялись по курсам: на I курсе – 17 чел., на II курсе – 19 чел., на III курсе – 32 чел., на IV курсе – 15 чел. Из этого количества состояли штатными 79 чел., сверхштатными – 1 чел. и посторонними – 3 чел. На языковых отделениях в конце академического года состояло штатных и сверхштатных офицеров-слушателей: на II курсе – китайско-маньчжурском – 8 чел., китайско-монгольском – 3 чел., японско-китайском – 5 чел., корейско-китайском – 3 чел.; на III курсе – китайско-маньчжурском – 18 чел., китайско-монгольском – 6 чел., японско-китайском – 7 чел., корейско-китайском – 1 чел.; на IV курсе – китайско-маньчжурском – 4 чел., китайско-монгольском – 4 чел., японско-китайском – 5 чел. [814]

Среди офицеров, поступивших на офицерское отделение в 1908 г., был штабс-ротмистр ЗОПС А. Ф. Лашкевич. До поступления в институт он в течение года изучал китайский язык в Пекинском отделе правления КВЖД (1907–1908). Лашкевич – участник русско-японской войны, награжден четырьмя боевыми орденами, включая орден Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. В период Первой мировой войны за мужество и героизм награжден двумя орденами и орденом Св. Георгия 4-й ст. [815]

К 1908 г. во всей системе подготовки востоковедных кадров в Восточном институте наметились очертания серьезного интеллектуального и организационного кризиса. Со стороны офицеров все чаще раздавались критические голоса относительно учебной программы в целом, методик преподавания, учебных пособий и др. В 19081909 академическом году количество выбывших из института студентов и слушателей впервые превысило количество принятых в институт (67 чел. против 57 чел.) [816].

Поручик Песоцкий явился первым офицером-слушателем, кто вынес вопрос о состоянии дел в Восточном институте на страницы военной печати. В официальном органе Военного министерства, газете «Русский инвалид», он опубликовал статью, в которой высказал мнение, что «вопрос реформы института – вопрос назревший» [817]. В качестве основных проблем он называл «ненормальность» изучения офицерами коммерческих наук, неэффективность отчетов о заграничных поездках, которые «не носят специально-военного характера и для армии бесполезны», а также неопределенность дальнейшей служебной деятельности офицеров после окончания института.

Представляется, что руководству института было известно о существовавших проблемах, но начинать маштабную реформу института профессор А. В. Рудаков не решался. О необходимости такой реформы он заявит только в 1916 г., когда ни обстоятельства военного времени, ни приближавшиеся события Февральской революции 1917 г. уже не оставляли шансов на ее проведение. Более того, имеются указания на то, что конференция института старалась не предавать общественной огласке имевшиеся проблемы, порой сознательно приукрашивала действительность. Несоответствия официальных отчетов и реального положения очевидны. К примеру, в отчете конференции института за 1908–1909 академический год, в разделе «Учебные занятия», сообщалось: «Учебные занятия в Институте в отчетном году велись в течение положенных учебных сроков без каких-либо перерывов» [818]. Другая картина возникает из записок подполковника Поморцева: «1908–1909 учебный год. Зимние занятия этого года начались не при нормальных условиях. До Рождества, за отсутствием профессоров, не читались лекции по китайскому и маньчжурскому языкам и по международному праву. После Рождества лекции по языкам читались с пятого на десятое. В общем по китайскому языку вместо ста лекций было едва пятьдесят, а по маньчжурскому языку вместо шестидесяти – едва десять» [819].

Представляет интерес мнение Генерального штаба капитана Кривенко о существе проблем, накопившихся к тому времени. «Восточный институт, – отмечал Кривенко, – обладает следующими капитальными недочетами: 1) страшной загроможденностью программы, благодаря чему частности поглощают главное; 2) отсутствием профессорского состава как в отношении качества, так и количества; 3) чрезмерной многочисленностью слушателей, исключающих возможность правильного ведения практических занятий» [820].

Комментируя каждый пункт вышеуказанных недостатков, Кривенко отмечал: «1) Загромождение программы имеет свое объяснение. Институт имеет в составе своих слушателей большое количество студентов, которые готовятся к коммерческой и консульской деятельности, и вот почему в программу включены политическая экономия, международное, государственное, гражданское право, товароведение и бухгалтерия. Но непосредственного отношения к изучению языков и стран восточных народов эти науки не имеют, и в этом смысле для офицеров они являются обузой, лишь отвлекающей их от главной задачи. Однако обстоятельная сила науки столь велика, что, будь постановка дела в их постижении организована правильно, не много бы нашлось офицеров-слушателей, кои бы усмотрели в них вред себе. И именно потому, что постановка преподавания так плоха, слушателю приходится жаловаться на массу непроизводительного времени и труда, им затрачиваемых.

2) В составе лекторов по общим наукам в Восточном институте нет ни одного профессора; кафедры занимают не люди науки, посвятившие свою жизнь и труды служению этой науке, а преподаватели. Но это не молодые преподаватели, готовящие свои диссертации, лекции которых, быть может, иногда и менее обстоятельны, но зато полны жизни и искреннего увлечения. Нет, это просто чиновники, стремление коих не идет далее того, чего они уже добились, и научные интересы коих сужены до минимума, до объема того чужого учебника, по которому они читают свой курс. Между тем фактическое обладание кафедрой делает их полными авторитета и педагогического апломба, убивающего самостоятельность и инициативу слушателя. Приспособившись к изложению курса по известной программе и книжке, они установили свои точки зрения на излагаемые ими предметы, малейшее уклонение от коих считается уже расходящимся с истинным пониманием вопросов. Как старосте первого курса, мне пришлось часто сталкиваться с этими исп[олняющими] должн[ости] профессоров и выслушивать поразительные замечания.