Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

В докладе предлагалось ввести систему премий в качестве опыта на 2–3 года. При этом подготовка военно-востоковедных кадров в Восточном институте и на учебном отделении Первого Департамента МИД не претерпевала изменений. Начальник Генерального штаба, изучив документ, высказал мнение, что предложенный проект не основан на расчетах финансовых затрат и требует доработки. Одновременно начальник Генерального штаба признал нецелесообразной идею создания академии восточных языков. Относительно ташкентского и проектируемого тифлисского курсов восточных языков какого-либо решения принято не было.

Затягивание вопроса о судьбе курса восточных языков в Ташкенте вынудило командующего войсками Туркестанского военного округа дважды – в июне и августе 1907 г. – обратиться к начальнику Генерального штаба с просьбой ускорить утверждение проекта ташкентских курсов, представленного штабом округа в ГУГШ еще в августе 1906 г. Этот вопрос приобретал особое значение с приближением срока начала занятий на курсах (1 октября).

Тупиковое положение с реорганизацией всей системы изучения офицерами восточных языков становилось очевидным. В этих условиях начальник Генерального штаба распорядился о создании комиссии, которая рассмотрела бы постановку дела изучения офицерами восточных языков на более системных основаниях. В 1907 г. при ГУГШ была создана комиссия под руководством генерал-квартирмейстера ГУГШ генерал-лейтенанта Н. В. Дубасова для рассмотрения вопроса о постановке дела изучения восточных языков среди офицеров и нижних чинов. Комиссия носила название «соединенной» ввиду того, что в ней принимали участие представители Главного штаба.

Следует заметить, что между двумя ведомствами велось необъявленное соперничество за монопольную роль в «соединенной комиссии» и за право определять судьбу военно-востоковедной реформы. Создавшаяся ситуация достаточно точно была охарактеризована автором статьи, помещенной в журнале «Разведчик»: «К несчастью, нет надежды и теперь на скорое решение этого вопроса (реформы. – М. Б .), после того, как во главе военного ведомства у нас стоит не одноголовое Военное министерство, а двухголовое – из Генерального и Главного штаба. Все курсы состоят в ведении Главного штаба; применение на службе офицеров, оканчивающих курсы, – в ведении Генерального штаба, а прохождение их службы – опять в ведении Главного штаба. Ясно, что тут неминуемо пройдет еще четверть века, пока оба фланга полукруглого здания на Дворцовой площади столкуются и спишутся о своих взглядах и “где сосредоточить переписку”…» [988].

Создание очередной комиссии было восприято без особого энтузиазма в среде русских военных востоковедов. К многочисленным комиссиям, появившимся в органах центрального управления после русско-японской войны, офицерский состав относился достаточно скептически. Неслучайно видный военный писатель и теоретик, офицер Генерального штаба А. А. Свечин называл комитеты и комиссии военного ведомства «усыпальницами для замуровывания живого дела» [989].

Ввиду того, что Главный штаб заведовал делами военно-востоковедных учебных заведений, его руководство с самого начала деятельности комиссии предпринимало попытки взять на себя лидирующую роль и даже переподчинить комиссию Главному штабу. Первая такая попытка относится к 6 ноября 1907 г., когда начальник Главного штаба обратился к начальнику Генерального штаба с предложением создать объединенную комиссию из представителей Главного штаба и ГУГШ для рассмотрения вопроса о положении дела изучения офицерами восточных языков и с просьбой о переподчинении комиcсии. В своем ответе от 13 ноября 1907 г. начальник Генерального штаба сообщал, что не имеет ничего против передачи всего дела по этому вопросу в распоряжение начальника Главного штаба с целью объединения всего дела в одних руках [990]. 24 ноября в резолюции на письмо начальника Главного штаба (от 18 ноября) о совместной комиссии и назначении в ее состав представителей Главного штаба (С. В. Цейль и А. Давлетшин) генерал Ф. Ф. Палицын распорядился назначить в состав комиссии полковника Л. М. Болховитинова и подполковника А. Е. Снесарева. Последнему предлагалось и подготовить все необходимые материалы к первому заседанию комиссии [991]. Вместе с тем какого-либо организационного решения о переходе совместной комиссии в ведение Главного штаба со стороны начальника Генерального штаба не последовало.

В пользу сохранения контроля ГУГШ за подготовкой военно-востоковедных кадров высказывался полковник А. Е. Снесарев, один из разработчиков военно-востоковедной реформы. Он, в частности, отмечал: «Так как дело касается иностранных территорий и театров, которые составляют предмет изучения некоторых отделов Главного управления Генерального штаба, и так как вопрос о подготовке офицеров в смысле знания языков также по существу входит в задачу этого же учреждения, то было бы и целесообразно вопрос о языках сосредоточить под общим ведением начальника Генерального штаба» [992].

В конце сентября 1908 г. начальник Главного штаба вновь поднял вопрос о ведомственной принадлежности комиссии. Генерал-лейтенант А. З. Мышлаевский предлагал перенести работу комиссии в Главный штаб, включив в ее состав представителей ГУГШ, Азиатской части и от азиатских военных округов. Свою позицию Мышлаевский обосновывал теми соображениями, что «заведование кредитами на содержание учебных заведений, в коих офицеры изучают восточные языки, и вообще на расходы по этому вопросу сосредоточиваются в Главном штабе, а в зависимости от этих кредитов находится и успех всех мероприятий по подготовке контингента офицеров, знающих восточные языки» [993].

В конце октября 1908 г. начальник Генерального штаба сообщил начальнику Главного штаба о своем принципиальном согласии на переподчинение комиссии Главному штабу. Переход комиссии из ведения ГУГШ в Главный штаб имел принципиальное значение и не был формальным актом. В период после русско-японской войны офицеры-восточники готовились преимущественно к занятию должностей по линии Генерального штаба и использовались для целей разведки. В связи с этим вполне логичным выглядело бы руководство со стороны ГУГШ разработкой концепции подготовки военно-востоковедных кадров. Вполне возможно, что генерал Палицын отчетливо представлял себе важность такого контроля и не спешил выпускать его из ведения Генерального штаба.

В начале ноября 1908 г. начальник Азиатского отдела докладывал начальнику Главного штаба о необходимости переформировать комиссию с включением в нее представителей Главного и Генерального штабов, а также азиатских военных округов [994]. Комиссия с первых дней ее работы получила неофициальное название «комиссии Мышлаевского». В состав ее кроме генерала А. З. Мышлаевского (председатель) вошли полковник С. В. Цейль (от Главного штаба), подполковники А. Е. Снесарев и О.-П. К. Энкель (от ГУГШ) и три представителя от азиатских военных округов – начальник штаба Владивостокской крепости Генерального штаба полковник барон А. П. Будберг, штаб-офицер для поручений при штабе Туркестанского военного округа Генерального штаба полковник Б. И. Казанович, состоящий в распоряжении наместника на Кавказе полковник А. Г. Туманский.