Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

В другой своей статье [1069], приуроченной к юбилею офицерских курсов восточных языков, Малиновский высказался против практики назначения офицеров – выпускников курсов на должности по линии военно-народного управления. «Что касается той служебной деятельности, – отмечал Малиновский, – для которой призываются теперь офицеры, оканчивающие курсы восточных языков, службы по военно-народному управлению, службы административно-полицейского характера, то еще раз можно сказать, для этой цели более пригодны (тому имеются многочисленные примеры) офицеры Кавказского и Туркестанского военных округов, офицеры – служившие, служащие на наших азиатских окраинах, уже знакомые с туземным населением, его языком и бытом, без всякой для того специальной высшей подготовки. Кроме того, для подготовки к подобного рода деятельности скорее применимы ташкентские курсы восточных языков (где изучается и сартовский язык). Подобные офицеры могут оказать делу службы по военно-народному управлению даже более пользы, чем офицеры, получившие высшее образование при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, которые при фактической работе по военно-народному управлению оказываются вынужденными вновь, на местах, садиться за изучение некоторых местных языков, как, например, сартовского, оставляя в то же время без применения свои приобретенные познания в языках французском и английском и международном праве».

С целью реформирования курсов Малиновский предлагал придать им права академии с соответствующим названием – «Военная академия восточных языков» или «Военная восточная академия». По выпуску из академии давать выпускникам прозводство в следующий чин (до капитана армии или штабс-капитана Гвардии), а не имеющим уже права на подобное производство – годовой оклад жалованья. Образовать из числа выпускников академии особый корпус офицеров-ориенталистов, дать ему свою линию производства, самостоятельное старшинство и определить должности, на которые могли бы быть назначены только офицеры этого корпуса. Предлагалось также выделить офицеров корпуса за счет введения особой формы одежды.

С идеями Малиновского полностью солидаризировался выпускник офицерского отделения Восточного института штабс-капитан В. П. Викторов. В своей статье [1070], написанной в связи с предложениями Малиновского, он в то же время предлагал распространить практику замещения офицерами-ориенталистами должностей военных агентов не только на страны Ближнего Востока, но и на Японию, Китай, Монголию, Корею и Тибет. «Вполне естественно думать, – замечал Викторов, – что раз Ближний Восток нуждается в организации корпуса ориенталистов, то и Дальний Восток имеет на него такие же основания. В самом деле, стоит только немного вдуматься в жизнь современного Китая, как до очевидности станет ясно, как важно для нас, русских, иметь внутри его своих агентов, способных ориентироваться во всей сложной и, безусловно, интересной его настоящей обстановке. То же самое необходимо сказать и об Японии.

Пока положение офицеров-восточников таково: один помощник военного агента в Китае, двое в распоряжении того же военного агента для переводных работ, один в распоряжении начальника Китайской-Восточной железной дороги для сношения с китайскими властями, и другой для той же цели в распоряжении начальника Амурской флотилии. Штаб Приамурского военного округа имеет в своем распоряжении двух офицеров для китайской и японской прессы. Штабы Иркутского, Омского и Туркестанского военных округов также хотели бы иметь таких же офицеров, но задержаны в осуществлении своего желания отсутствием кредита. Вот этими несколькими офицерами и исчерпывается все применение восточников по их живой специальности – остальные же, а их насчитывается уже достаточно, если не организуют прохождения их специальной службы по определенному порядку, уйдут без всякого применения их знаний в строй».

К группе публикаций в военной печати прилегает также записка капитана Поморцева, упоминавшаяся нами ранее. В ней содержится ряд интересных предложений по реформированию системы русского военного востоковедения. Поморцев сообщал об отсутствии единого взгляда у выпускников и слушателей офицерского отделения Восточного института на свое служебное предназначение: «Среди офицеров в этом отношении существует три господствующих мнения: 1) более ранние выпуски рисовали свое будущее не иначе как в качестве консулов или военных агентов; 2) современные не идут дальше переводчиков, обложенных кипами вырезок из газет, мечтая о месте консула или агента как венце служебной карьеры; 3) небольшая часть из них мечтает о создании корпуса ориенталистов по образцу корпуса топографов или судебного ведомства, но при этом не рисуют точно будущей деятельности ориенталистов» [1071].

Поморцев выступал против идеи создания отдельного корпуса военных ориенталистов, считая, что подобная мера еще более отдалила бы офицеров-восточников от реальных потребностей армии. Он указывал, что главная цель создания офицерского отделения в Восточном институте изначально заключалась в желании «иметь в рядах войск Приамурского военного округа образованных офицеров». Он предлагал вернуться к этой изначальной идее и готовить офицеров-восточников к «службе не при войсках, а в войсках», причем в роли строевых офицеров. Офицеру-восточнику кабинетного типа Поморцев противопоставил «войскового офицера-восточника». «Польза их для войск, – отмечал Поморцев, – может выразиться в утилизировании их знаний по вопросам Дальнего Востока, как живой энциклопедии. Конечно, трудно быть специалистом всех стран сразу, поэтому каждому войсковому офицеру-восточнику должен быть поручен известный участок нашей пограничной полосы для изучения прилегающей к ней области соседнего государства в топографическом, экономическом, политическом и других отношениях. Величина участка может быть указана опытом. Для изучения своего участка войсковые офицеры-восточники должны командироваться туда через известный промежуток времени, например, через год, не порывая при этом связи с войсками. Составленные ими отчеты должны печататься и рассылаться всем участникам изучения границы, чтобы каждый из них, изучая специально свой участок, был бы в курсе дела общего положения вещей. Поставить условием, что повышение по службе войсковых офицеров-восточников, помимо строевых способностей как офицера, зависит еще от успеха разведки» [1072].

В начале 1909 г. были обнародованы новые основания, которые предполагалось заложить в разрабатываемое Положение об изучении офицерами восточных языков. Сущность нового Положения заключалась в следующих ключевых моментах. Офицеры, желавшие изучать восточные языки, после непродолжительного курса теоретической подготовки в особых школах командировались по соглашению с русскими дипломатическими представителями за границей на два года в страны изучаемого языка. Работа их по изучению языков периодически проверялась военными агентами, а где они отсутствовали – соответствующими дипломатическими представителями. По окончании командировки офицеры возвращались в свои части и затем сдавали экзамены на знание языка специальным комиссиям. В случае удовлетворения требований экзаменов офицерам присваивалось звание переводчиков с добавочным содержанием к окладу в размере 300 руб. в год. Право держать экзамен на звание офицера-переводчика предоставлялось всем офицерам, закончившим специализированные военно-востоковедные заведения или самостоятельно изучившим восточный язык.