Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Обнародование деталей нового порядка изучения офицерами восточных языков вызвало новую фазу (условно названную нами промежуточной) дискуссии по вопросам военно-востоковедной реформы. О характере дискуссии и ее содержании в этот период наглядное представление дают два редких исторических документа – записки профессора В. А. Жуковского и есаула П. З. Черепахина, адресованные на имя военного министра.

Записка профессора В. А. Жуковского представляет собой заключение Министерства иностранных дел на представленный Военным министерством проект нового Положения об изучении офицерами восточных языков. В записке кроме вопросов, представляющих интерес для Министерства иностранных дел [1079], содержится общее заключение по существу намечаемой в военном ведомстве реформы. В записке Жуковский рассмотрел основные положения проекта и провел сравнение старой и новой систем изучения восточных языков в русской армии.

Жуковский отмечал, что устанавливаемое проектом Положения обязательное изучение одного избранного офицером языка не может быть признано верным для всех окружных школ. «Если языки Дальнего Востока, – писал Жуковский, – китайский, японский, монгольский, по отзывам специалистов, могут быть изучаемы с одинаковым успехом независимо от другого, то сказать это про языки Ближнего и Среднего Востока нельзя. Здесь некоторые языки в силу культурно-исторических причин столь тесно между собою связаны, что при первоначальном даже изучении не могут быть один от другого отделимы; трудно изучать персидский без арабского, турецкий без персидского, индустани без персидского и т. д. Поэтому в школах Туркестанской и Кавказской должно быть обязательным групповое изучение языков (не менее двух в каждой группе), причем программа по одному языку, вспомогательному, должна ограничиваться пределами необходимыми для более легкого и правильного понимания и усвоения другого» [1080].

Относительно предусмотренных проектом годичных командировок Жуковский высказался против «внутриокружной командировки», поставив под сомнение ее практическую ценность. Недоумение Жуковского вызвала формулировка проекта о командировании офицеров в местности «со сплошным туземным населением». «Какие в Туркестанском и Кавказском военных округах, – задавался он вопросом, – можно указать местности со сплошным туземным населением, где можно было бы практически научиться персидскому языку? То же самое буквально следует сказать и относительно офицеров, изучавших турецкий (османский) язык в школе Кавказской и индустани – в Туркестанской» [1081].

Относительно испытаний офицеров по окончании теоретического курса и двух годичных командировок Жуковским была высказана мысль о желательности установить всего два экзамена – по окончании теоретического курса и по завершении последней командировки. Проведение поверочных испытаний для офицеров силами консульских работников он также признал нежелательным. Производить такой экзамен могли специалисты квалифицированные, состоящие в ранге первых драгоманов, которые входили в состав посольств и миссий, но таковые большей частью отсутствовали в предполагаемых районах языковых стажировок (Корея, Монголия). Возлагать же проверочные экзамены на вице-консулов, которые нередко сами не владели восточными языками или владели в таком объеме, который не позволял принимать экзамены по установленным военным ведомством программам, не представлялось никакой возможности. Жуковский выступал за передачу права производства проверочных экзаменов самому учебному заведению, в котором осуществлялась подготовка военных востоковедов.

В отношении проверочных экзаменов через два года после выпуска из школы для подтверждения офицерами-переводчиками прав и преимуществ по службе Жуковский высказал предложение заменить такой экзамен на краткосрочную командировку офицера (до четырех месяцев) по прошествии пяти лет после окончания учебного заведения. Такая командировка позволила бы офицеру обновить знания, тем более что проект Положения, указывая на последствия несдачи поверочного экзамена (через два года после выпуска) и лишение права на добавочное жалованье, совершенно не указывал на способ возобновления утраченных или ослабших знаний.

Сравнивая старую и новую системы подготовки военно-востоковедных кадров, Жуковский отметил «категоричное и решительное» изменение целей подготовки специалистов – переход от военных ориенталистов к военным переводчикам. «Таким образом, – замечал Жуковский, – сказавшаяся в острой форме во время нашей последней войны на Востоке необходимость иметь в войсках надежных переводчиков, по-видимому, устранила необходимость в офицерах, знающих восточные языки для всякого рода другой службы и надобности. Конечно, действительные и притом постоянные потребности государства не таковы» [1082].

Жуковский верно подметил, что решение о переходе к более простой форме подготовки востоковедных кадров было принято под шокирующим впечатлением минувшей войны. В послевоенный период участники войны, военные специалисты и русская пресса, в целом верно отмечая проблему с нехваткой переводчиков на полях Маньчжурии, несколько «перегрели» тему и привели общественность к ложному заключению, что война была проиграна чуть ли не по причине отсутствия переводчиков. Бесконечные упоминания в военной литературе и в прессе темы переводчиков исподволь поставили в центр общественного внимания переводчика и совершенно задвинули в тень военного востоковеда – специалиста универсального типа знания, более адаптированного к комплексным задачам военного планирования и ведения войны на Востоке. Жуковский был одним из первых, кто указал на это малозаметное даже для специалистов смещение акцентов, которое в дальнейшем имело весьма негативные последствия для всей системы русского военного востоковедения.

Проанализировав новый проект и его конечную цель – готовить для армии 22 переводчика в год, – Жуковский задавался вопросом, «нужно ли для подготовки переводчиков созидать новые школы, закрывать для офицеров прием в прежние установления с восточными языками, или для этого можно с успехом использовать последние, и ответ на первую часть вопроса, кажется, может быть только отрицательный, а на вторую – положительный» [1083].

Жуковский также опроверг расхожее мнение о том, что программы офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД и Восточного института не удовлетворяли военное ведомство по причине их перегруженности второстепенными предметами. Жуковский замечал, что Министерство иностранных дел не имело никакого отношения к установлению учебной программы офицерских курсов. Программы для офицеров и студентов были совершенно различными ввиду того, что студенты приходили на отделение уже владея восточными языками, а офицеры – без всякой подготовки. Кроме того, общая программа была исключена ввиду разницы сроков обучения у студентов (2 года) и офицеров (3 года). Что касается программы Восточного института, то она хотя и была общей для студентов и офицеров, но конкретные предметы, подлежащие изучению офицерами, определялись властью командующего войсками Приамурского военного округа. И если офицеры изучали «лишние» для них предметы, то в этом не было вины руководства Восточного института или Министерства народного просвещения.