Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Применительно к программе Ташкентской офицерской школы восточных языков автор статьи считал большой ошибкой замену двухлетнего теоретического курса на шестимесячный. «Всякое компетентное лицо скажет, – отмечалось в статье, – что для восточного языка срок этот ничтожный, и сделать за этот срок ничего положительного невозможно». При этом автор ссылался на мировую практику изучения восточных языков, в которой сроки теоретического изучения языка составляли от двух до пяти лет. По мысли автора, при шестимесячном сроке теоретического изучения языка малоэффективными оказываются и стажировки в среде носителей языка ввиду того, что эти стажировки будут происходить в удаленных местностях, часто глухих уголках, где отсутствуют квалифицированные местные преподаватели. «В результате, – отмечал автор статьи, – изучение языка будет носить совершенно случайный и затяжной характер, между импровизированным учителем и командированным лицом будут происходить постоянные недоразумения и недомолвки, язык будет усваиваться неправильно и время будет уходить непроизводительно. Если даже допустить, что офицеры после краткого теоретического обучения на курсе вернутся из двухлетней командировки со сносным практическим результатом (что весьма сомнительно), то наверно не приобретут знаний для сносного чтения и понимания туземных книг и документов».

С тем, чтобы армия располагала действительными знатоками восточных языков, автор статьи предлагал «не создавать офицерам прогулки в сопредельные страны на казенный счет» и не ломать сложившуюся систему изучения восточных языков, а лишь дополнить продолжительный и серьезный теоретический курс обязательной полугодовой практической стажировкой.

Долгожданной мерой, на необходимость которой указывали практически все участники дискуссии, стало введение в действие 19 декабря 1910 г. разработанных ГУГШ «Временных правил об офицерах-восточниках, привлекаемых к работам по сбору и обработке сведений о сопредельных с Россией азиатских государствах» [1097]. «Временные правила» вводились в «целях наилучшего использования знаний строевых офицеров, успешно окончивших полный курс военно-учебных заведений». Закончившие их офицеры получали преимущество перед другими офицерами при назначении на должности переводчиков восточных языков в ГУГШ, штабах Приамурского военного округа и Владивостокской крепости, а также на некоторые нештатные заграничные должности (п. 1). В тех же целях ГУГШ и штабам азиатских военных округов предоставлялось право привлекать офицеров-восточников в качестве бессрочно прикомандированных (п. 2). При отсутствии соответствующих кандидатов из числа офицеров Генерального штаба разрешалось их замещение офицерами-восточниками. В приложениях к «Временным правилам» раскрывалось конкретное количество и наименование должностей с распределением их между ГУГШ и азиатскими военными округами. Для офицеров со знанием восточных языков, занимающих должности, вводилась система надбавок к основному содержанию.

При ближайшем рассмотрении документа нетрудно заметить, что количество предлагавшихся мест (58) значительно уступало числу имевшихся в строю на тот момент офицеров-восточников – свыше 150 чел. [1098]Не совсем объяснима и позиция ГУГШ разделить должности на штатные и сверхштатные («бессрочного прикомандирования»), причем штатных имелось всего шесть должностей: в ГУГШ – одна, остальные – в Приамурском военном округе. Как покажет ближайший опыт, бессрочное прикомандирование невыгодно сказывалось на прохождении службы офицерами-восточниками, особенно в части чинопроизводства. Командующие войсками военных округов с тем, чтобы сохранить на службе наиболее выдающихся офицеров, числящихся в бессрочном прикомандировании и отстающих от своих сверстников в производстве в следующий чин, вынуждены были обращаться к военному министру с просьбой инициировать награждение чином в «изъятие из правил».

Указанные во «Временных правилах» должности не фиксировались конкретно за офицерами-ориенталистами, назначение на них сопровождалось рядом оговорок. На это обстоятельство указывал, к примеру, капитан П. В. Шкуркин: «В этих правилах следует обратить внимание на подчеркнутое преимущественно и могут (курсив П. В Шкуркина. – М. Б. ). Этими двумя условностями право восточников занимать эти должности фактически сводится на нет» [1099].

В соответствии с «Временными правилами», должности, подлежащие занятию офицерами-восточниками, распределялись следующим образом: ГУГШ – 20 (1 – штатная, 19 – бессрочно прикомандированные), Приамурский военный округ – 10 (5/5), Иркутский – 13, Омский – 4, Туркестанский – 9, Кавказский – 2 [1100].

На первый взгляд, шестикратное превышение числа должностей для Иркутского военного округа над теми, что были выделены для Кавказского, выглядит неестественным ввиду несоразмерности решаемых стратегических задач и объема разведки. Между тем это имеет вполне логичное объяснение. Дело в том, что имевшиеся в распоряжении ГУГШ должности четырех секретарей русских консульств в Азиатской Турции и на Ближнем Востоке фактически работали под управлением штаба Кавказского военного округа. Другое дело, что вплоть до начала Первой мировой войны только одна из этих должностей занималась офицером-восточником (секретарь вице-консульства в Хаме Б. А. Шелковников), а остальные – офицерами Генерального штаба.

Также весьма интересным моментом является фиксация во «Временных правилах» двух терминов – «офицер-восточник» и «офицер-переводчик», – что косвенно указывает на достаточно ясное понимание в ГУГШ принципиальной разницы в квалификации и служебном применении этих различных категорий специалистов. Это также хорошо видно из распределения должностей: офицеры-переводчики – в штабах для переводческой деятельности, офицеры-восточники – в разведывательных отделениях штабов и на самостоятельных постах в заграничной агентуре.

С точки зрения пользы для военно-востоковедной реформы «Временные правила» сыграли едва ли не большую роль, чем само «Положение об изучении офицерами восточных языков» (1911). Другими словами, после выхода «Временных правил» дальнейшие мероприятия реформы, в той форме, в каком они были осуществлены военным ведомством, можно было и не проводить. «Временные правила», пусть и в паллиативном виде, приближали решение главного и болевого вопроса всей системы русского военного востоковедения – рационального использования кадров. Положение 1911 г. только меняло форму подготовки языковых специалистов, притом явно в ущерб качеству. Главная же проблема, пресловутые «кризисы перепроизводства», при этом оставалась нерешенной. Как справедливо замечал капитан П. В. Шкуркин, для эффективного использования имевшихся кадров военному ведомству оставалось только «изменить некоторые традиции, а главное – пересоставить штаты – чего мы боимся как огня» [1101].