Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

С началом занятий в школе остро встал вопрос с подходящим помещением для занятий. Новое Положение не предусматривало отвода отдельных помещений для размещения окружных подготовительных школ. До 1909 г. занятия в Ташкентской офицерской школе восточных языков происходили в помещении Ташкентского военного собрания, но вскоре это место было признано неудобным. С разрешения командующего войсками округа для занятий была приспособлена часть казармы конвоя генерал-губернатора. Двухлетний опыт показал полную непригодность этого помещения, в котором имелось всего четыре небольшие комнаты с маленькими окнами и без всяких удобств. В них невозможно было отдельно разместить слушателей пяти языковых групп, библиотеку и помещение для преподавателей. Весьма мешали посторонние звуки, раздававшиеся из смежных помещений, – «пение, игра на гармонике и крики казаков». Помещение находилось в удаленном от штаба округа Ташкентском районе, в котором офицерам было трудно снять подходящие квартиры. В связи с создавшимся положением полковник Ягелло просил окружного генерал-квартирмейстера помочь найти новое помещение [1251]. С разрешения командующего войсками округа в июле 1912 г. для размещения школы был снята просторная частная квартира с годовой платой в размере 1200 руб. в год [1252].

В конце апреля 1912 г. штаб округа получил из Главного штаба «Руководящие указания и программы к Положению об изучении офицерами восточных языков», утвержденные военным министром. В «Руководящих указаниях и программах» применительно к Туркестанскому военному округу (п. 7) предусматривалось изучение персидского, сартовского и афганского языков, причем каждый офицер изучал в равном объеме два восточных языка, один из которых являлся главным, другой – второстепенным. В зависимости от избранных языков в школе образовывались три языковые группы: персидско-сартовская (3 слушателя), сартовско-персидская (1 слушатель), афгано-персидская (1 слушатель).

Программы сразу вызвали ряд вопросов, которые поставили руководство Ташкентской офицерской школы в тупик. Главный из них – что делать с предстоявшими переводными экзаменами в связи с окончанием 1911–1912 учебного года. Офицеры, обучавшиеся на теоретическом курсе в 1910–1911 и 1911–1912 учебных годах, в качестве второго языка изучали индустани, который, по новой программе, исключался из курса обучения. Полковник Ягелло предлагал руководству округа обратиться в Главный штаб с просьбой в качестве исключения оставить для этой группы слушателей изучение языка индустани. Далее, новые программы предусматривали повышенные знания по английскому языку, который не изучался слушателями в требуемом объеме. Полковник Ягелло предлагал ограничить для этой категории слушателей знание английского языка до объема требований старой программы.

Ягелло также был не согласен с тем, что в новой программе в части Туркестанского военного округа не были предусмотрены учебные курсы разведки и мусульманского права. Недоумение Ягелло вызвало и положение новой программы о том, что при испытаниях офицеров по итогам заграничных командировок к уровню знания второстепенного языка предъявлялись те же требования, что и при окончании теоретического курса. Как заметил Ягелло, это приводило к тому, что «окончивший школу офицер может во второстепенном языке не совершенствоваться, а стоять, так сказать, на точке замерзания» [1253]. Другим узким местом программы было полное игнорирование значения для Туркестанского военного округа таджикского и туркменского языков.

По мнению Ягелло, программа также предусматривала нереалистичные требования к уровню знаний по восточным языкам после двух лет заграничных командировок – умение свободно и правильно передать содержание любой газетной статьи и содержание несложного текста книги военного содержания. «Первое требование, – замечал Ягелло, – конечно, очень желательно, но совершенно невыполнимо, на это нужно не три года, а десятки лет, второе же требование является очевидным противоречием первому. Кроме того, если существует много военной литературы на западных языках, то совершенно она отсутствует на восточных языках. Ввиду этого непонятно, о каких книгах военного содержания идет речь. По афганскому языку вышеупомянутые требования невозможны и даже лишни, так как газет, тем более литературы, на языке пушту почти нет, а пользуются же афганцы с этой целью литературным персидским языком» [1254].

К началу мая 1912 г., когда в общих чертах стали ясны основные недостатки новых программ к Положению об изучении офицерами восточных языков, группой востоковедов Туркестанского военного округа был разработан и предложен на рассмотрение командующего войсками округа проект нового Положения о курсе восточных языков в Ташкенте (далее «Положение о курсе»). Проект представляет значительный интерес в связи с историей Ташкентской офицерской школы восточных языков, а также как первая серьезная ревизия Положения об изучении офицерами восточных языков 1911 г. В связи с этим рассмотрим этот вопрос более подробно.

Проект Положения о курсе прошел фазу интенсивных доработок, прежде чем был оформлен в виде окончательного документа. Предварительная работа над итоговым документом включала разработку трех проектов, представленных в виде отношения командующего войсками округа на имя начальника Главного штаба (апрель 1912 г.) [1255]и двух рапортов на имя военного министра (май 1912 г.) [1256]. Эти документы определены нами как проекты (на них отсутствуют регистрационный номер и дата). В окончательной редакции сводный документ состоял из двух частей – объяснительной записки командующего войсками округа и собственно проекта Положения о курсе восточных языков в Ташкенте. Он был представлен в рапорте на имя военного министра, подписанном А. В. Самсоновым 31 августа 1912 г. [1257]Документ был рассмотрен военным министром генералом от кавалерии В. А. Сухомлиновым 15 сентября 1912 г., но не содержит каких-либо резолюций министра.

В рапорте командующим войсками была высказана общая мысль, что, несмотря на годы подготовки военных специалистов и затраченные при этом средства, обеспеченность армии языковыми специалистами оставалась неудовлетворительной. Командующий подверг критике деятельность Азиатского отдела Главного штаба при разработке нового Положения 1911 г., отметив, что «вовсе не были приняты во внимание представленные вверенным мне округом проекты» и что Положение по прошествии двух лет его применения показало свою «полную непригодность» [1258]. Эта довольно резкая оценка деятельности Азиатского отдела отсутствовала в проектах документа, однако имевшееся в них указание на конкретных виновников – генерала Цейля и полковника Давлетшина – было опущено в итоговом документе.