Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Мнение весьма примечательное, указывающее на уровень понимания вопроса со стороны высших военных должностных лиц. В начале 1890-х гг. военное ведомство оказалось не готово не только приступить к подготовке специалистов со знанием дальневосточных языков, но даже ввести две переводческие должности в штаб стратегически важного военного округа. Для Петербурга тема языковых специалистов по китайскому языку, не говоря уже о японском, была настолько абстрактной, что там на полном серьезе не могли даже «предугадать» круг занятий военных переводчиков. Отражением этих настроений является, к примеру, взгляд генерала Л. Ф. Костенко, заведующего Азиатской частью Главного штаба, на главное предназначение военного востоковеда, – «оказывать содействие разным лицам, командируемым в китайские пределы». Суждение, приближающеся в своей основе к абсурду и откровенному военному нигилизму.

В вопросах боевой готовности и военного планирования в отношении соседних дальневосточных государств штабу Приамурского военного округа предлагали положиться на услуги… консулов. Эта близорукая политика военного ведомства в отношении подготовки языковых кадров для Дальнего Востока привела к возникновению «переводческого кризиса» в период войны с Японией и поставила русскую армию в положение глухой и немой в столкновении с первоклассным военным противником.

Первая попытка создать специализированное учебное заведение для подготовки военно-востоковедных кадров на Дальнем Востоке закончилась безрезультатно. Военное ведомство не смогло проявить должного стратегического предвидения и разглядеть очертаний новой эпохи, наступавшей на Дальнем Востоке. Обстановка на дальневосточных окраинах требовала вдумчивого анализа, взвешенных военно-политических решений и стратегических рекомендаций, что было невозможно без привлечения к делу профессиональных военно-востоковедных кадров. Для Главного штаба Восток все еще представлялся местом «великих географических открытий», а не ареной возможного масштабного военного конфликта, а сами армии Востока считались продуктом деградации и упадка (слишком силен был еще гипноз идей Н. М. Пржевальского [558] Н. М. Пржевальский, к суждениям и взглядам которого весьма прислушивались в Главном штабе, не видел в Китае источника военной опасности, а саму китайскую армию представлял в карикатурном виде и не верил в возможность ее усиления даже в отдаленной перспективе. См.: Пржевальский Н. М. Современное положение Центральной Азии / [Соч.] Н. М. Пржевальского. М.: Унив. тип. (М. Катков), 1887. С. 38–39. и его сподвижников).

Дискуссия вокруг проекта барона А. Н. Корфа выявила многие злободневные вопросы русского военного востоковедения. Вместе с тем она не только обозначила крупную проблему, но и дала интеллектуальный импульс для последующей выработки более четкой и прагматичной политики в этой сфере военной деятельности. Пройдет совсем немного времени, и к идее барона А. Н. Корфа снова вернутся.

Практическим результатом проекта барона А. Н. Корфа стала организация обучения военных стипендиатов в Кульджинской и Ургинской школах переводчиков и толмачей. Ургинская школа переводчиков была открыта в 1865 г. по предложению генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-лейтенанта М. С. Корсакова [559] Документы о деятельности школы отложились в фондах АВПРИ: Ф. 143, Китайский стол, 1644–1917. Д. 2035. Школа переводчиков и толмачей в гор. Урге и Кульдже. Ч. 1. 18721900; Д. 2036. Школа переводчиков и толмачей в гор. Урге и Кульдже. Ч. 2. 1884–1916. . Цели школы определялись в ее уставе следующим образом: «Вследствие крайней необходимости в переводчиках и толмачах при развивающихся наших сношениях с Китаем на границах Восточной и Западной Сибири, а равно Туркестанского края учреждается при нашем консульстве в Урге школа для переводчиков и толмачей маньчжурского и монгольского языков» [560] Цит. по: Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения / П. Е. Скачков; [Предисл. В. С. Мясникова]; АН СССР. Ин-т востоковедения. Ин-т Дальнего Востока. М.: Наука, 1977. С. 242. . История создания Кульджинской школы берет свое начало со времен русской оккупации Илийского края (1871–1881), когда администрация Семиреченской области направила в Кульджу несколько молодых людей из казачьего сословия для обучения китайскому разговорному языку.

Вплоть до 1884 г. в правительственных кругах отсутствовала единая точка зрения на целесообразность содержания сразу двух школ. Наконец, в 1884 г. была признана необходимость готовить переводческие кадры одновременно в Урге и Кульдже. 27 ноября 1884 г. император Александр III утвердил «Положение об Ургинской и Кульджинской школах для приготовления переводчиков и толмачей» и соответствующие штаты к ним [561] РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 11–16 об. Положение об Ургинской и Кульджинской школах для приготовления переводчиков и толмачей. . Общее руководство школами возлагалось на Министерство внутренних дел. Каждая из школ была рассчитана на шесть воспитанников. Ургинская школа готовила специалистов преимущественно для службы в Восточной Сибири и в Томской губернии, Кульджинская – для службы в Степном и Туркестанском генерал-губернаторствах. В Ургинской школе преподавались маньчжурский и монгольский языки (разговорный и письменный), а также китайский (разговорный и, частично, письменный). В Кульджинской школе преподавались маньчжурский, китайский, калмыцкий и татарский («среднеазиатских наречий») языки (разговорные и письменные). Курс обучения в школах был пятилетним с полным пансионом «от казны». Ежегодные расходы на содержание каждой школы определялись в 3000 руб. серебром. Общее руководство школами возлагалось на русских консулов в Урге и Кульдже, а непосредственное руководство учебным процессом осуществляли инспектора школ, которые назначались консулами из числа консульских работников. Преподаватели для школ подбирались консулом из числа лиц местного населения, способных к преподавательской деятельности. Школы размещались при консульствах, там же проживали и воспитанники. В школы принимались лица не моложе 16 лет всех сословий, с преимущественным правом обучения для казачьих детей. Воспитанники, сдавшие выпускные экзамены по первому разряду, считались переводчиками, и им присваивался гражданский чин XIV класса. Сдавшие по второму разряду относились к толмачам и получали чин XIV класса по прошествии двух лет службы в должности. Выпускники школ обязаны были прослужить шесть лет в должности переводчика или толмача.

После отклонения проекта об учреждении курсов восточных языков при штабе Приамурского военного округа барон А. Н. Корф представил в Главный штаб новые соображения о подготовке военных переводчиков для войск округа. Новый проект возник после обсуждения вопроса с наказными атаманами сибирских казачьих войск и при участии русского генерального консула в Урге Я. П. Шишмарева [562] Я. П. Шишмарев одновременно являлся заведующим Ургинской школой переводчиков и толмачей. , с которым барон Корф имел личную встречу летом 1889 г. во время служебной поездки в Кяхту. В ходе встречи был в деталях обсужден вопрос о подготовке военно-востоковедных кадров для Приамурского военного округа. По итогам совместного обсуждения барон Корф доносил в Главный штаб о желательности подготовки офицеров-переводчиков на базе Ургинской школы при условии увеличения бюджета школы [563] РГВИА Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 29. Отношение командующего войсками Приамурского военного округа на имя начальника Главного штаба, 28 июля 1889 г. .