Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Для решения политических задач «чистки» власть использовала механизмы социально-психологического воздействия. При этом она опиралась на существовавшие в основной массе населения стереотипы восприятия служащих и специалистов как бюрократов, чиновников и т. д. Эффективному идеологическому манипулированию также способствовало устойчивое противопоставление «непогрешимой» высшей власти и «плохого» местного руководства как источника всех злоупотреблений. Для внесения раскола в ряды работников госаппарата, изоляции их от населения использовалась вся мощь пропагандистской машины. Перед местным руководством ставилась задача так организовать процесс «чистки», чтобы в разоблачении служащих, выявлении «чуждых» элементов участвовали все трудящиеся группы населения. Инструкцией Наркомата РКИ (июнь 1929 г.) предусматривалось привлечение к сбору информации не только рабочекрестьянских представителей, но и самих служащих. «Одним из методов выявления как искажения классовой линии, так и волокиты, и бюрократизма, – говорилось в инструкции, – должна быть взаимная проверка друг друга в самом учреждении» [636].

Власть поощряла доносительство. Перед началом «чистки» комиссии всех уровней обращались к населению с призывом сообщать компрометирующие сведения об учреждении и сотрудниках. Ответом на него было большое количество жалоб и доносов (учитывались любые, в т. ч. об интимной стороне жизни). Для сбора информации нередко использовались неблаговидные методы. Особенно часто к ним прибегали комиссии партконтроля, заботившиеся о моральном облике коммунистов. Иногда организовывались обследования на дому, проводился опрос соседей и детей проверяемых коммунистов. С целью выявления компрометирующего материала на сотрудников, работающих в подвергаемых «чистке» учреждениях, проводились коллективные собрания. Используя все доступные источники информации и любые методы ее получения, комиссии имели достаточно полные сведения о сотрудниках проверяемого учреждения.

Однако, как отмечали органы РКИ, степень ее достоверности была низка, многие информаторы пытались использовать «чистки» для сведения личных счетов.

В целях направленного разобщения служащих, а также для придания кампании «воспитательного» характера, устраивались показательные массовые судилища с навешиванием ярлыков и оскорблениями. Например, в январе 1930 г. собранием коллектива Новосибирского окрЗУ была принята резолюция: «Коллектив собрания считает себя отмежеванным от тех, которые оказались вредителями в советском аппарате, и считает их чуждыми людьми как в классовом, так и в политическом, и нравственном отношении» [637].

Любые проявления образованности, следование традиционным для интеллигентной среды нормам поведения и общения воспринимались рабоче-крестьянским активом как показатель «чуждости» служащих. Например, в марте 1930 г. на общем собрании Омского окружного молочно-животноводческого колхозсоюза участники «чистки», обвиняя двух сотрудников в контрреволюционной деятельности и антисоветских настроениях, ссылались на то, что те «чересчур вежливы», «вежливость их излишняя». На основании анонимного доноса был «вычищен» по 2-й категории председатель кооперативного союза И.И. Королев (Кузнецкий окр.). Доноситель писал: «Королев, по-видимому, происходит из царской семьи…» и приводил такие доводы: «…выписывает два журнала на французском и немецком языке, на этих языках свободно читает и говорит… Женат на бывшей преподавательнице реального училища. Сам учился в реальном училище, хотя скрывает об этом». Подозрительным автору доноса показалось и то, что Королев – член партии, но его дочь (девяти лет) «в пионеры не вступает» [638]. Порой осведомители не скрывали личных мотивов доноса, зависти и т. п. Например, в доносе на сотрудника Рубцовского окрфинотдела Рывкина говорилось, что жена последнего из «семьи интеллигентной, богатой. Родители живут в Томске и имеют свой дом. Выходит так, что жил Рывкин хорошо, так и теперь обеспечен в жизни. Где же правда?» [639].

Под влиянием пропагандистских стереотипов у рабоче-крестьянских выдвиженцев, работавших в аппарате, формировалась психология социальных иждивенцев интеллигенции: вся ответственность за профессиональную работу аппарата переносилась на специалистов, с себя снималась ответственность за просчеты. Недоверие к специалистам активно выражали участвовавшие в «чистке» рабочие бригады, изначально предполагавшие наличие в учреждении «вредительства». Отсутствие доказательств списывалось на круговую поруку и умение специалистов скрывать данные о враждебной деятельности. Рабочие бригады давали специалистам, если не могли их уличить в злоупотреблениях, но считали необходимым «вычистить» по «классовым» соображениям, примерно такие характеристики: «Мы пришли к выводу, что Францкевич очень хитрый человек, одновременно высшей марки бюрократ, подсиживающий комсомольцев» (комиссия «вычистила» бухгалтера отделения Госбанка К.Ф. Францкевича по 2-й категории) [640].

Многие участники «чистки» подходили к оценке служащих только с политическими критериями, поэтому на предусмотренную процедуру предъявления обоснованных обвинений смотрели сквозь пальцы. Аргументированные возражения обвиняемых зачастую не только не учитывались, но и вызывали раздражение как излишняя формальность, сохранившаяся с «буржуазных» времен. Правовой нигилизм был характерен для организаторов и участников кампании. Власть неоднократно подчеркивала, что в «чистке» необходимо основываться на правильном классовом понимании политики партии, а не на юридических тонкостях.

В качестве «ударной силы», направленной на изъятие определенной части «старых» служащих, режим использовал новое пополнение «красных» специалистов из числа выдвиженцев, выпускников вузов, служащих-активистов (общественников) и т. п. Манипулирование выдвиженцами было возможно в силу их малограмотности, низкого культурного уровня и традиционного недоверия к образованной, квалифицированной части служащих и специалистов. Недавним выпускникам учебных заведений отводилась решающая роль в процессе замещения «старых кадров». В конце 1920-х гг. возросшая социальная мобильность породила у молодежи «революцию ожиданий», надежды на быстрое продвижение в карьере, что придало конфликту «отцов и детей» драматический характер. Кадровые «чистки» аппарата давали реальный шанс занять посты «вычищенных» специалистов. Поскольку молодые специалисты явно уступали старикам в профессионализме, они использовали политические обвинения в отношении «чуждых» и «политически безграмотных» «спецов». Однако вместе с элементами противостояния и борьбы во взаимоотношениях специалистов разных поколений наблюдалась и противоположная тенденция – поиск компромисса, стремление к профессиональному сотрудничеству. На «чистках» это проявилось во взаимной поддержке друг друга (давали положительные отзывы, защищали сотрудников, рискуя подвергнуться «чистке» за «покровительство чуждым элементам»).