Ирина Левинская - Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue

Со ст. 176 начинается часть сатиры, посвященная различным религиозным предрассудкам. Стихи, которые, по словам Лурье, описывают колдовство и чернокнижие, следуют сразу же за упоминанием еврейских обрядов. Совершенно очевидно, что в споре между Бикерманом (вернее, со всеми комментаторами Персия 194, начиная со схолиаста) и Лурье истина находится на стороне Бикермана. Но удивление вызывает не то, чтó написал Бикерман, а то, как он написал.

Бикерман в будущем будет часто автором рецензий на книги, выпущенные на русском языке (он вообще не гнушался жанром рецензирования – примерно половину его публикаций составляют рецензии), и они всегда будут благожелательными. Единственное исключение – книга Лурье. Отмечу сразу, что научные взгляды на проблему, обсуждаемую в книге, у Лурье и Бикермана были различны 195. Исследователей, занимающихся вопросом о причинах появления неприязни к евреям в древнем мире, условно можно разделить на две группы, которые с легкой руки К. Хоффманна стали именоваться субстанциалистами и функционалистами 196. Разумеется, это деление весьма условно, но в целом оно удобно для выделения определенных тенденций, которых придерживались те или иные исследователи. Субстанционисты, к которым принадлежал Лурье, видят причину негативного отношения к евреям в них самих: в их религиозных особенностях, или в их сепаратизме, или вообще в том, что они «чужие» и не желают идти ни на какие компромиссы. В отличие от субстанциалистов, функционалисты, к которым относится Бикерман, считают, что источником антиеврейских настроений были локальные и конкретные политические конфликты. Так, например, Хайнеманн, который выделил три очага конфликтов между евреями и их соседями – сирийско-палестинский, египетский и римский, полагал, что они начались не в диаспоре, а в Палестине в результате политики Антиоха Эпифана, имевшей целью эллинизацию еврейского населения, и последовавшего за этим Маккавейского восстания. В своей статье в энциклопедии Pauly-Wissowa он называет дату, до которой антиеврейских выступлений в диаспоре не было вообще: 88 г. до н. э 197. Сходной точки зрения придерживался и Бикерман, который писал, что в греческой литературе до маккавейского периода не было ни одного антиеврейского пассажа, равно как не было ни одного сообщения о какой-либо антиеврейской акции.

В свете такого фундаментального расхождения во взгляде на проблему сам факт того, что Бикерман не согласился с выводами и аргументацией Лурье, не вызывает удивления. Однако тон рецензии поражает: она слишком резка даже для времени ее написания, когда ученые друг с другом особо не церемонились.

Баумгартен в своей книге обратил внимание на эту рецензию и пришел к выводу, что ее враждебный тон был вызван возможными личными трениями в тот период, когда Лурье и Бикерман занимались классической филологией на историко-филологическом факультете Петроградского университета – Бикерман в качестве студента, а более старший Лурье – аспиранта.

«Трудно сказать, какую роль сыграли возможные личные трения или соревнование между Лурье и Бикерманом, восходящие к их студенческим годам в Санкт-Петербурге, в формировании критического отзыва Бикермана о книге Лурье, – пишет Баумгартен. – В дополнение ко всем возможным источникам соперничества биография Лурье содержит, по крайней мере, два момента, которые могли вызвать самое решительное возражение и которые Бикерман мог считать непростительными. (1) Перед революцией Лурье перешел в лютеранство для того, чтобы получить место в университете. Он вернулся к иудаизму в марте 1917 г., когда прежние ограничения прав евреев были отменены. (2) Лурье преподавал в России при покровительстве коммунистов сразу же после Октябрьской революции… Бикерман мог поэтому считать Лурье “продавшимся” дважды ради университетской карьеры: первый раз в ответ на требование креститься, второй – коммунистам» 198.

Объяснение, предложенное Баумгартеном, представляется мне совершенно неубедительным. Начну со второй «продажи»: коммунистам. После эмиграции Бикерман продолжал переписываться со своим университетским учителем С. А. Жебелевым 199, продолжавшим преподавательскую деятельность в России «при покровительстве коммунистов». Когда книга Бикермана «Хронология древнего мира» готовилась к печати на русском языке, Бикерман написал своему другу М. А. Дандамаеву, по чьему предложению она была переведена: «Я хотел бы опустить предисловие к английскому изданию и написать новое для русского, которое я хотел бы посвятить Жебелеву и Ростовцеву» 200. В некрологе, опубликованном после смерти Жебелева в блокадном Ленинграде 201, Бикерман перечисляет молодых ученых, сыгравших особо важную роль для развития науки о древностях: они, по его мнению, в промежуток между 1900 и 1918 гг. обновили классическую науку (которую Бикерман понимал широко: в его список, помимо «чистых» античников, входят византинисты, искусствоведы и археологи). Такими новаторами он считает С. А. Жебелева, Б. В. Фармаковского, А. А. Васильева, Я. И. Смирнова и М. И. Ростовцева. Из пяти упомянутых Бикерманом исследователей двое эмигрировали. Ростовцев не вернулся из заграничной командировки в 1918 г. (он понял, что ему как видному деятелю кадетской партии при возвращении грозила бы серьезная опасность), хотя первоначально он собирался вернуться и, взяв с собой только материалы для завершения текущей работы, оттиски последних статей и экземпляры своих книг, оставил дома архив, книги и вещи 202. Васильев уехал за границу в 1925 г. и не вернулся (и опять-таки исходно в его планы эмиграция не входила). Остальные трое остались в России. Я. И. Смирнов умер от голода в 1918 г. Фармаковский же и Жебелев продолжали свою научную и преподавательскую деятельность. Таким образом, получается, что Жебелев, Васильев (до 1925 г.) и Фармаковский «продавались коммунистам» и должны были быть для Бикермана, с точки зрения Баумгартена, объектом осуждения. Между тем Бикерман ставит своему учителю в особую заслугу перед «русской цивилизацией» (la civilisation russe) именно то, что после революции ему удалось в новых условиях развивать традиции русской науки и передать эти духовные сокровища новому поколению. Вообще эмигрировавшие ученые относились, как правило, к своим оставшимся на родине коллегам с сочувствием, болью и тревогой за их безопасность. В 1920 г. учитель Бикермана М. И. Ростовцев, который впоследствии сделает все от него зависящее, чтобы вытащить Бикермана из оккупированной Франции в США (а американские власти, надо сказать, отнюдь не спешили спасать европейских евреев) 203, написал статью «Поминки (Памяти загубленных друзей и коллег)», содержавшую страшный перечень погибших в советской России ученых.