Яков де Санглен - Записки. 1793–1831

— Я русский, — отвечал Чичагов, — и кроме русского мундира никакого не надену; а какие причины не позволяют мне вступить в службу, имел я счастие представить вашему величеству в верноподданническом письме моем.

При этом воспоминании государь вышел из себя, с поднятой рукою пошел он грозно на Чичагова, который, отступая, сказал:

— Погодите, государь. Не унижайте того, указывая на орден Св. Георгия, что заслужено кровью, — и сняв с себя ордена Св. Георгия и Владимира и золотую шпагу за храбрость, прибавил: — Теперь можете забавляться.

Это еще пуще взорвало государя. Он бросился на Чичагова, ругал, бил его немилосердно, оборвал мундир, камзол и, уставши, старался вытолкать его в двери. Но Чичагов держался за фалду императорского сюртука. Они оба вошли в комнату, где стояли А. А. Нарышкин, граф Кушелев, Обольянинов и Кутайсов.

— Извините, — сказал им Чичагов, — он меня оборвал.

Государь толкнул его еще раз и с гневом вскричал:

— В крепость его!

Чичагов, обратясь к государю, сказал:

— Прошу книжник мой с деньгами поберечь, он остался в боковом кармане мундира.

Нарышкин дал Чичагову свой плащ, его посадили в карету и отвезли в Алексеевский равелин. Император Павел был только горяч, но, имея сердце добрейшее, не знал злости, коварства, и мщения. Первая минута его гнева была страшна; во вторую следовало раскаяние. Он стыдился, даже сердился на собственную запальчивость. Когда он успокоился, то приказал отвести Чичагову в крепости лучшую квартиру, доставлять ему все, что потребует, и позволить ему иметь при себе людей своих и вещи. На другой день отправил государь рескрипт к старику отцу его, адмиралу, жалуясь на упорство сына и изъявляя желание, чтобы он приказал ему служить. Старик адмирал отсылает царский рескрипт сыну, подписав под оным:

— Забудь, сын мой, обиды, нанесенный отцу твоему, и если служба твоя нужна Отечеству, то повинуйся воле царя.

Павел Васильевич, получив этот рескрипт с подписью отца, написал под нею карандашем: «Сын повинуется отцу», и отправил рескрипт императору.

— Добрый сын не может быть дурным подданным, — сказал государь графу Кутайсову, и Чичагов привезен был к императору прямо из крепости.

— Забудем старое, — сказал Павел Чичагову, — мы оба горячи, и оба исправимся [86] Эту сцену (или ссору) с императором сам П. В. Чичагов описал несколько иначе и с другими подробностями. См.: Записки адмирала Павла Васильевича Чичагова… С. 646–655. .

Павел Васильевич Чичагов пожалован был в контрадмиралы со старшинством, получил орден Св. Анны 1-й степени и назначен в Англии командующим эскадрой.

К сим рассказам, выказывающим сердечную доброту, должен я упомянуть о тех, которые сопровождаемы были жестокостью исполнителей. Государь приказал возвратить из Англии тех флотских офицеров, которых императрица туда отправила, для практического изучения морской службы. В числе их был лейтенант Акимов, поэт, с восторженным воображением. Приехав из Англии и увидев все перемены, сделанные Павлом, ему казалось, что Россия выворочена на изнанку, и, узнав, что мраморная Исакиевская церковь довершена кирпичем, в порыве поэтического гнева и еще в духе английской свободы, написал и прибил к Исакиевской церкви следующие стихи:

Акимов, в простом фраке, прибивал эти стихи вечером поздно к Исакиевской церкви. Будочник схватил его, на крик блюстителя порядка подбежал квартальный, и повели Акимова под арест. Донесли об этом происшествии императору, который Обольянинову [87] Обольянинов Петр Хрисанфович (1752–1841), генерал от инфантерии, в 1800–1801 гг. генерал-прокурор. и флота генерал-интенданту Бале [88] Балле (Баллей) Иван Петрович (1741–1811), адмирал, сенатор. С 1796 г. в должности генерал-интенданта флота и член адмиралтейств-коллегии. приказал наказать Акимова примерно. Обольянинов и Бале велели ему отрезать уши и язык и сослать в Сибирь, не позволив проститься с матерью, у которой он был единый сын и единственная подпора; это все должно приписать бесчеловечному усердию исполнителей. Долго не знали, куда девался Акимов, и только в царствование Александра, когда все ссыльные были возвращены, а с ними и Акимов, узнали подробности сего приключения.

Случались и смешные анекдоты. Почти всякий день император перед обедом, около двух часов, прогуливался верхом в сопровождении Кутайсова или Уварова и других. Тогда повелено было всем статским чиновникам при встрече с императором сбрасывать шинель или шубу на землю, снимать трехугольную шляпу, поклониться и стоять, пока император проедет. Однажды во время такой прогулки встречается императору человек в медвежьей шубе, круглой шляпе, и который ни одного из данных приказаний не исполнил. Возвратясь во дворец, Павел потребовал к себе графа Палена.

— Я встретил, — сказал император, — человека в круглой шляпе, в медвежьей шубе, покрытой зеленым сукном; он ни одного из моих приказаний не исполнил. Это должен быть какой-нибудь статский советник, приезжий из Орла. Вели его отыскать, призвать к себе, растолкуй ему важность поступка, прикажи отсчитать ему 100 палок и отправить его обратно в Орел.

В подобные минуты противоречить было нельзя, но должно немедленно исполнять. Граф Пален приказал взять напрокат медвежью шубу, покрытую зеленым сукном, круглую шляпу, схватить первого лакея, нарядить его в шубу, шляпу и с двумя полицейскими драгунами, сабли ноголо, провесть мимо дворца и прямо к нему. Явился, закутанный в шубу, лакей.

— Как вам не стыдно, господин статский советник, — сказал ему граф Пален, — не исполнять царских повелений? Вы несете справедливый гнев государя, велено вам дать сто палок и отправить в Орел. Выдать ему подорожную, — прибавил граф, обратясь к Вольмару.

Это сказано публично, а в кабинете решено было иначе. Мнимого статского советника посадили в кибитку; на заставе прописали подорожную; отъехали с ним несколько верст, сняли с него шубу, шляпу, дали 25 рублей с тем, чтобы он молчал, и предоставили ему удовольствие пешком прогуляться в Санкт-Петербург.

За некоторую неосторожность в словах княгини Голицыной, которая имела эпитет lа bеllе dе nuit [89] Красавица ночи (фр.). , приказал император графу Палену вымыть ей голову. Пален приехал к княгине, потребовал умывальник, мыло, воды, полотенце. Когда ему все это принесли, он подошел к княгине, снял с нее почтительно чепчик и хотел начать свою операцию. Княгиня вскрикнула:

— Что вы, граф, делаете?

— Исполняю, — отвечал граф, — волю его императорского величества, который мне приказал вымыть вам голову.