Яков де Санглен - Записки. 1793–1831

— Только так мы можем быть друзьями!

Наполеон пошел далее, он схватил удачно характеристическую черту Павла, который был истинный рыцарь. Он предложил ему остров Мальту, с желанием, чтобы Павел объявил себя гроссмейстером ордена. Наполеон знал, что англичане не уступят Мальты и что Павел, раздраженный их поступком, непременно объявит им войну, что действительно и случилось.

Еще в 1780 году Екатерина, во время Американской войны, составила северный нейтралитет. В 1800 году Павел, по примеру ее, учредил подобный же нейтралитет с Данией, Швецией и прочими, чтобы положить преграды насилиям английских крейсеров. Павел, узнав о появлении английского флота перед Копенгагеном, приказал наложить секвестр на все имения англичан в России. Англия почла это объявлением войны, и флот ее угрожал Кронштадту и самому Петербургу. Этим воспользовалась наша аристократическая партия, в недрах которой составили неистовый план свергнуть императора Павла с престола. Петербург наполнили страхом близкого появления англичан, бомбардирования Кронштадта и предрекали Петербургу неминуемую гибель, чтобы этим приготовить публику, и без того уже недовольную…

…Павла более нет. Рассматривая в подробности его характер и те внешние обстоятельства, которые имели сильное на него влияние, нельзя не пожалеть об этом несчастном императоре. С величайшими познаниями, строгой справедливостию, убыл он рыцарем времен прошедших. Доказательством тому служить может великодушно данный им приют Бурбонам, гонимым отвсюду, и бескорыстное желание освободить Европу от хищения революции. Он призвал к союзу европейских государей и туркам предложил помощь и дружбу. Суворов восстановил в Италии все то, что было завоевано и ниспровергнуто Наполеоном, и, невзирая на эти рыцарские подвиги, четырехлетнее, кратковременное его царствование неимоверно потрясло Россию, — и какая странность! Он хотел сильнее укоренить самодержавие, но поступками своими подкапывался под оное. Отправляя в первом гневе в одной и той же кибитке генерала, купца, унтер-офицера и фельдъегеря, научил нас и народ слишком рано, что различие сословий ничтожно. Это был чистый подкоп, ибо без этого различия самодержавие удержаться не может. Он нам дан был или слишком рано, или слишком поздно. Если бы он наследовал престол после Ивана Васильевича Грозного, мы благословляли бы его царствование. Но он явился после Екатерины, после века снисходительности, милосердия, счастия и получил титул тирана. Он сделался жертвою горячности своего характера…

В заключение повествования о императоре Павле должен я прибавить еще один анекдот, чтобы выказать то понятие, которое государь имел о своем самодержавии. Он спросил однажды у французского посланника:

— Оù аvеz-vоus diné hiеr, М-r l’Аmbаssаdеur?

— J’аi diné, Vоtrе Majesté, chez lе Рriпсе Коurаkinе (Александр Борисович). С’еst véritablетепt un grand Sеignоur.

— Sасhеz, М-r l’Аmbаssаdеur, — отвечал Павел, — qu’il n’у а dе grand Sеignоur que сеlui аu quel je parle et pendant que je lui parle [91] Где вы обедали вчера, месье посол? — Я обедал у князя Куракина. Это настоящий великий сеньор. Согласитесь, месье посол, что он великий сеньор лишь пока я о нем говорю и и пока с ним я разговариваю (фр.). .

Опустим занавес, да сокроится от наших глаз (и перейдем) к событиям более утешительным.

На престоле Российском Александр Благословенный.

Поутру в 5 часов 12 марта 1801 года явился курьер Адмиралтейств-коллегии со словесной повесткой, что в ночь император Павел I скончался апоплексическим ударом, и велено всем явиться к присяге в Зимний дворец. Это крайне меня встревожило. Мной овладело сомнение; я полагал, по молодости лет: не велел ли это Павел объявить, чтобы узнать, обрадуются ли или опечалятся его подданные при известии о такой внезапной катастрофе? Я оделся наскоро, и во всей форме, с пасмурным лицом и тяжелым сердцем, направил путь к Зимнему дворцу. Дорогой мало ли что бродило в бедной голове моей. Вдруг вспомнил я о том, что происходило накануне вечером, который я провел у графа Головкина, странный случай, бывший с извозчиком, и о том, что видел в доме графа Палена [92] Эти подробности нами сохранены в рукописи Я. И. де Санглена . — Примеч. ред. . Все это смутило меня пуще. «Кто ныне дежурный флигель-адъютант? — спросил я самого себя. — Кажется, Арсеньев [93] Арсеньев Дмитрий Васильевич , полковник л. — гв. Преображенского полка. Убит в 1807 г. на дуэли. . Он должен все вернее знать». Я вошел к нему; он одевался; камердинер его был француз, который хорошо говорил по-русски. При нем я не смел ничего сказать, кроме:

— Ты, кажется, нынче дежурный?

— Да! — отвечал Арсеньев. — Да ты что-то, — продолжал он, — не в своей тарелке?

— Так, голова болит.

Он оделся, и я рассказал Арсеньеву о том, что мне объявлено.

— Ради Бога, молчи, — отвечал он, — как же бы мне, флигель-адъютанту, этого не знать? Выдумка какого-либо пьяницы, мошенника или сумасшедшего. Поедем вместе во дворец [94] Мы узнали, что вся Миллионная улица была всю ночь под арестом, т. е. из живущих полиция никого не впускала и не выпускала. .

Я взглянул в окно и увидел выезжающие из Михайловского дворца в Зимний лейб-коляски [95] Тогда все дворцовое было «лейб»: лейб-кастрюльки, лейб-медики и проч. с разными пожитками.

— Смотри, — сказал я Арсеньеву.

— Да! — отвечал он. — Двор переезжает из Михайловского в Зимний дворец; там сырость несносная. Карета готова, едем.

Подъехав к мосту, мы, по обыкновению, вышли из кареты, взяли шляпу в правую руку, в левую палку, и, — «левой, правой», — промаршировали до главных ворот дворца и стали под сводом, чтобы немного оправиться. Крайне меня удивило, что в карауле были не преображенцы, а лейб-гренадеры. Майор, командовавший караулом, подошел к нам и спросил Арсеньева:

— Кого вам угодно?

— Я дежурный флигель-адъютант.

— Я спрашиваю: кого вам угодно?

— Мне угодно, — отвечал Арсеньев с досадою, — вступить на дежурство к императору.

— К которому? — спросил майор.

— Что за вопрос? У нас один император — Павел I.

— Пожалуйте на гауптвахту.

А обратясь ко мне, майор спросил:

— А вам что угодно?

Ответ был уже готов:

— Иду к адмиралу Кушелеву.

— Он нынешней ночью переехал в свой собственный дом. Вы там его найдете, — и, оборотя мне спину, пошел с Арсеньевым на гауптвахту.

Рад радехонек, что отделался от майора, пошел я к экипажу. У монумента Петра I [96] У того монумента, что стоит перед Михайловским, ныне Инженерным, замком. — Примеч. ред. я остановился и размышлял: что мне делать и как выручить Арсеньева? Вдруг скачет карета во весь опор через мост, чего прежде не было. Смотрю: кто в ней? Федор Петрович Уваров. Возвращаюсь опять к подъезду; он только что выпрыгнул из кареты, и я уже стоял перед ним и рассказал о случившемся. Уваров подозвал майора, шепнул ему что-то на ухо, и Арсеньев явился.