Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Налог такого рода неизбежно вел к повышению стоимости жизни в Кастилии. В 1620-х годах один из реформаторов налоговой системы подсчитал, что из ежедневных 30 мараведи, которые тратил на жизнь бедняк, только на выплату alcabala и millones уходило 4 мараведи. Но точность подсчета оспаривали его оппоненты, и в наши дни по-прежнему невозможно оценить статистически налоговую нагрузку на каждого кастильца и на кастильскую экономику в целом. Однако не вызывает сомнений, что в Кастилии налоговые поборы в пользу короны были гораздо выше, чем в других частях империи. Основные источники дохода короны в конце XVI века (если не считать повышение налогов на таких территориях, как Неаполь и Милан, где эти налоги и тратились) выглядели следующим образом:

Могла ли Кастилия нести подобное бремя без того, чтобы ее постигла экономическая катастрофа? Могла ли Америка и дальше поставлять такое количество серебра? И в любом случае, было ли этих сумм из Нового и Старого Света достаточно, чтобы оплачивать имперскую политику Филиппа II? Вот вопросы, которые все более настойчиво вставали перед испанской короной и ее банкирами на протяжении 1590-х годов.

Первым пришел ответ на последний вопрос, причем в самой жесткой форме. 29 ноября 1596 года Филипп повторил то, что делал в 1575 году, – приостановил все выплаты банкирам. Корона снова обанкротилась. Как и в предыдущем случае, компромисс, в конце концов, был достигнут благодаря так называемому medio general 1597 года. Договорились, что все неоплаченные долги будут погашены за счет juros, что, по сути дела, означало превращение текущих задолженностей в консолидированный долг. Но как и во всех операциях подобного рода, имели место неизбежные потери, и самой важной из них стала ярмарка в Медина-дель-Кампо. Ярмарки, которые восстановились после королевского банкротства 1575 года и после реформ 1578, 1583 годов и работали достаточно регулярно, теперь снова прекратили работу. А когда в 1598 году они снова открылись, стало ясно, что их лучшие времена остались в прошлом. В начале XVII века финансовый капитал Испании неуклонно перемещался из Медины в Мадрид, и от тех денег, которые платили в Медина-дель-Кампо в течение века, остались лишь печальные воспоминания об ушедшей эпохе. Слава городов Северной Кастилии меркла. По их улицам ходили лишь призраки Симона Руиса и его друзей – людей того времени, когда Испания нежилась в щедрости, порожденной обилием серебра, и когда Кастилия еще могла иметь собственных финансистов.

Но банкротство 1596 года означало нечто большее, чем конец главенства финансистов из Северной Кастилии. Оно означало конец имперских мечтаний Филиппа II. Уже давно стало ясно, что в битве с силами международного протестантизма Испания проигрывает. Первым и самым сокрушительным ударом стало поражение Непобедимой армады в 1588 году. С тех самых пор, когда в 1583 году маркиз де Санта-Крус впервые представил королю свои предложения относительно этого великого проекта, победа над Англией и для Филиппа, и для Испании приобрела первостепенное значение. Филиппу казалось, что вторжение в Англию, которое, по мнению маркиза, можно было успешно осуществить за сумму немногим более 3 500 000 дукатов, являлось наилучшим и, возможно, единственным решением, способным поставить на колени голландцев. В то время как король день за днем корпел над своими планами в Эскориале и сложные приготовления медленно двигались к завершению, священники со своих кафедр разжигали в нации яростный патриотический и религиозный пыл, обличая еретические грехи королевы Англии и живо вспоминая подвиги Испании на пути веры. «Я считаю это начинание самым важным из всех предпринятых Божьей церковью за многие сотни лет, – писал иезуит Рибаденейра, автор вдохновляющего наставления для солдат и капитанов, участвующих в экспедиции. – У этой кампании есть все основания считаться праведной и священной войной… Это не агрессия, а оборонительная война – война, в которой мы защищаем нашу священную религию и нашу святую римскую католическую веру (fe catolica romana), в которой мы защищаем добрую славу нашего короля и господина и всего нашего народа, в которой мы защищаем землю и собственность всех королевств Испании, а вместе с ними наш мир, покой и сон».

Всего через несколько месяцев Рибаденейра писал скорбное поминальное письмо о «фаворите его величества» (вероятно, доне Хуане Идиакесе), пытаясь объяснить необъяснимое. Почему Господь остался глух к молитвам и просьбам его благочестивых слуг? В то время как Рибаденейра находил приемлемое объяснение в испанских грехах, совершенных как деянием, так и недеянием, и достойное утешение в самих испытаниях, ниспосланных Всемогущим своим чадам, Кастилию сотрясали психологические последствия этой катастрофы. В первый момент шок был слишком силен, чтобы его принять, и нации потребовалось время, чтобы осознать все, что произошло. Однако бездумный оптимизм, порожденный фантастическими достижениями предыдущих ста лет, похоже, исчез за одну ночь. Если какой-то один год можно назвать разделительной чертой между победоносной Испанией первых двух Габсбургов и разочарованной пораженческой Испанией их преемников, то это 1588 год.

В то же время материальные последствия поражения Армады были далеко не такими впечатляющими. Из первоначального числа в 130 кораблей около двух третей смогли вернуться домой. Более того, испанский флот не только с поразительной скоростью восстановил свои потери, но в действительности стал еще более грозной военной силой, чем раньше. В письме, направленном сэру Френсису Вальсингаму сразу после того, как пришли вести о разгроме Армады, командующий гугенотов Франсуа де ла Нуэ писал, что сила Филиппа в его владении Индиями, а это, в свою очередь, зависит от его доминирования на море. «Испания хочет захватить Фландрию посредством захвата Англии, но вы можете захватить Испанию посредством захвата Индий. Именно там можно подорвать ее…» Но вскоре стало ясно, что добиться этого нелегко. Хоукинс, Дрейк и граф Камберленд предпринимали дерзкие попытки напасть на заморские владения Испании и нарушить ее трансатлантическое судоходство, а в 1589 году был организован дорогостоящий поход на Лиссабон. Однако эффективно заблокировать испанское побережье оказалось невозможно, и год за годом флотилии с серебром – слишком хорошо защищенные для прямой атаки – благополучно возвращались в свой порт. И это не все, вскоре сам Филипп оказался настолько силен, что снова перешел в наступление, и возмущенный нападением англичан на Кадис в 1596 году, на следующий год послал против Англии очередную армаду, которую затем разметали шторма.