Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Живя постоянно за счет уловок и беспокоясь только о собственном спокойствии, пассивное и бесцветное правление герцога Лермы было примечательно не тем, что оно сделало, а тем, чего оно не сделало. Сам Лерма был по натуре человеком вялым, склонным к безотчетной меланхолии, которая по нескольку дней подряд не давала ему заниматься делами. Король, большой охотник до театров и расточительных дворцовых пиршеств, вместе со своими министрами посвящал этим забавам все свои дни, и дипломатические представители постоянно жаловались, как трудно добиться аудиенции и провести переговоры. Такие срочные дела, как вопросы налогообложения Кастилии, тихо ложились на полку в тщетной надежде, что со временем все благополучно разрешится само собой.

Единственным действительно хорошим делом, сделанным этим режимом, было подписание в 1609 году Двенадцатилетнего перемирия с голландцами – решение, которое Лерма провел с определенным мастерством, учитывая серьезное сопротивление. Хотя в конечном счете оно было навязано ему опустевшей казной. В остальном действия его правительства были неразумными и неудачными, как, например, перенос столицы в Вальядолид в 1601 году, оказавшийся настолько бессмысленным, что в 1606 году пришлось возвращать ее назад в Мадрид.

Однако был один акт, который это правительство провело с самой нехарактерной для него решимостью, – изгнание из Испании мавров. Дате официального одобрения кортесами декрета об изгнании придавали особую значимость, поскольку именно в этот день 9 апреля 1609 года было подписано «Двенадцатилетнее перемирие». Умелый выбор даты позволил сгладить унижение от вынужденного договора с голландцами за счет славы, которой осеняла себя корона, изгоняя из Испании последние следы мавританского доминирования, что позволило бы сделать 1609 год памятным не поражением, а победой.

Изгнание мавров, тщательно подготовленное и тщательно осуществленное в период с 1608 по 1614 год, было в определенной степени актом слабого правительства, стремившегося к дешевой популярности в период всеобщего национального недовольства. Но хотя правительство действовало в ответ на давление снизу, сама сложность проблемы мавров в целом придает определенное правдоподобие предположению, что изгнание было единственно возможным решением. В основе своей проблема мавров заключалась в том, что они представляли собой неассимилированное – а возможно, и не поддающееся ассимиляции – национальное меньшинство, создававшее бесконечные проблемы еще с момента завоевания Гранады. Разбросанность мавританского населения по всей Кастилии, возникшая после подавления второго восстания в Альпухаррас в 1570 году, лишь усложнила дело, распространив проблемы на территории, где раньше мавры не проживали. С 1570 года проблема мавров стала и кастильской, и валенсийской, и арагонской, хотя ее характер в разных регионах мог быть различным.

Наиболее серьезно эта проблема проявилась в Валенсии. В 1609 году в Валенсии проживало 135 000 мавров, что, вероятно, составляло треть всего населения королевства, и этот процент постоянно рос, поскольку в период с 1563 по 1609 год мавританское население увеличилось на 70 процентов против 45 процентов роста численности «старого» христианского населения. Мавры сформировали сплоченную общину под знаковым названием la nacion de los cristianos nuevos de moros del reino de Valencia («мавританская нация новых христиан Валенсии». – Пер. ). Сами размеры этой общины вызывали у валенсийцев страх в то время, когда опасность нападения турок на Левантийское побережье по-прежнему казалась совершенно реальной. Известия о связях между арагонскими маврами и французским губернатором Беарна тоже не успокаивали. В глазах таких людей, как архиепископ Валенсии Рибера, турецко-протестантско-мавританский заговор выглядел вполне правдоподобно, и ему определенно можно было придать правдоподобие в глазах всех тех, кто хотел бы видеть Валенсию без мавров. К ним принадлежали и те аристократы-землевладельцы, чьими вассалами были «старые» христиане, завидовавшие процветанию землевладельцев с вассалами-маврами, и низший слой «старого» христианского населения, желавший получить землю, которую занимали мавры. Но у валенсийских мавров были могущественные покровители в лице большинства знатных дворян, доходы которых зависели от мавританских вассалов, работавших на их земле. То же самое можно сказать и о горожанах, дававших аристократам займы, обеспечением которых служили доходы с их поместий.

Эти люди тоже были против любых резких изменений, способных снизить процент, который они получали со своих censos.

Такое равновесие сил в Валенсии предполагает, что если бы королевство было предоставлено само себе, мавры бы в нем остались. Но присутствие мавров в Кастилии порождало напряженность, что играла на руку тем, кто выступал за полное изгнание мавров с полуострова. Кастильские мавры, в отличие от их валенсийских собратьев, были лишены корней и разобщены, и если валенсийские мавры в большинстве своем занимались земледелием, то мавры, оказавшиеся в Кастилии, стекались в города, где выполняли разную подсобную работу. Они были носильщиками, посыльными, погонщиками мулов и мелкими ремесленниками. С учетом их разобщенности они едва ли представляли серьезную опасность, но многие «старые» христиане не любили их за то, что они слишком бедно жили, слишком тяжело работали и слишком быстро плодились. В такой атмосфере нетрудно было разжигать в народе эту нелюбовь с помощью лживых утверждений, что причина всех последних несчастий Испании кроется в постоянном присутствии неверных в стране, которая называет себя католической.

Как только эти настроения охватили население, защитники мавров уже не смели поднимать голоса, и все возражения против высылки затихли сами собой. Огромная бюрократическая машина пришла в движение: мавров сгоняли к границам и портам, и, в конце концов, большинство из них уехали в Северную Африку, где многие умерли от усталости и голода или были перебиты своими же собратьями. На сегодняшний день общее число покинувших Испанию мавров оценивается в 275 000 при вероятной численности мавританского населения свыше 300 000 человек. Ниже указано распределение количества эмигрантов по регионам:

Экономические последствия изгнания мавров из Испании до сих пор не ясны. Приемлемую оценку следует искать на региональной основе, поскольку экономическое значение мавров различалось для разных территорий. Несмотря на свое трудолюбие, они не были ни богатыми, ни экономически предприимчивыми членами общества, и было бы абсурдным полагать, что их изгнание имело для экономики результаты, сравнимые с изгнанием евреев в 1492 году. Но в некоторых областях их отъезд оставил бреши, которые оказалось трудно, если не невозможно, заполнить. Так, в Севилье проживало около 7000 мавров, выполнявших такую скромную, но незаменимую работу, как носильщики, возницы и рабочие в доках, и внезапное исчезновение этих людей добавило порту множество проблем.