Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

В отсутствие среднего класса, остававшегося верным своим собственным ценностям, Испания XVII века оказалась разделенной на две крайности: очень богатых и очень бедных. «В мире есть всего две семьи, – как говаривала бабушка Санчо Пансы, – те, кто имеет, и те, кто не имеет»; и критерий различия между ними в конечном счете лежал не в их ранге или социальном положении, а в том, есть ли у них еда. Действительно, еда создала свою собственную новую социальную классификацию: «Богатого называют уважаемым, потому что у него есть еда».

Богатый ел, и ел с избытком, поглощая свои гигантские блюда под прицелом тысяч голодных глаз. Остальное население голодало. Бесконечная забота о еде, характерная для всех испанских плутовских романов, – это всего лишь правдивое отражение всепоглощающей озабоченности основной массы населения, от обедневшего идальго, исподтишка сующего в карман крошки с королевского стола, до жулика, совершающего отчаянный набег на рыночные лавки. «Сегодняшний день не из тех, когда властвует голод, брат», – читаем в романе «Дон Кихот», но в действительности дни, когда голод был не властен, случались редко, и люди проводили долгие недели недоедания в мечтах о том, как наедятся вдоволь. И когда этот день наступал, они устраивали себе оргию еды, а потом забывали ее, как только голод возвращался.

Лучшей гарантией регулярного и сытного питания по традиции считалась служба in Iglesia, o mar, o casa real – в церкви, на море (в торговле) или на короля (при дворе или в армии). К XVII веку этот рефрен сократился до Iglesia, o casa real. Из всех жизненных путей кастильцы, как нечто само собой разумеющееся, старались выбирать церковь, двор и бюрократию, чтобы гарантировать себе заработок, который считали унизительным добывать другими, более низкими занятиями, одновременно и презираемыми, и плохо оплачиваемыми.

Церковь была богата и в то же время радушна. Несмотря на то что она облагалась большими налогами, она годами получала многочисленные дары в виде денег, драгоценностей и недвижимости. Даже если епископам приходилось платить большие налоги со своих доходов, они могли получить такие жирные куски, как, например, должность каноника в Севилье, доходность которой в начале XVII века выросла с 300 до 2000 дукатов. Этот более чем шестикратный рост показывает, что, по крайней мере, в этой епархии доходы главы собора росли быстрее, чем цены. Распространение новых религиозных орденов открывало возможности существования в лоне церкви для большого числа мужчин и женщин, чья потребность в еде и крове, как правило, превосходила их религиозное рвение. Общая численность черного и белого духовенства в Испании при Филиппе IV оценивается в 200 000 человек, хотя надежная статистика отсутствует. Один из авторов той эпохи, Гиль Гонсалес Давила, указывает число францисканцев и доминиканцев, равное 32 000 человек, а согласно сессии кортесов 1626 года, в Кастилии только для мужчин насчитывалось около 9000 обителей. «Я священник, – писал Гонсалес Давила, – но признаюсь, что нас больше, чем нужно».

Наряду с церковью имелся двор с манящими перспективами высокого положения, королевских милостей и богатства. Двор Филиппа III очень сильно отличался от двора его отца. Эпоха скупости закончилась, и новый король «увеличил прислугу в королевском дворце и, отойдя от правил своего отца, разрешил многим грандам занять придворные должности». Отказ от традиционной практики Габсбургов, не подпускавших высших аристократов к придворной службе, произошел в тот момент, когда крупная испанская знать срочно нуждалась в помощи. Рост цен вкупе с общим увеличением расходов, которого ожидали от аристократии в XVI веке, разрушил состояния грандов. С учетом того, что подробного исследования высших аристократических семей Испании не проводилось, изменения в структуре их состояний неизвестны, но сравнение годовых доходов тридцати герцогских фамилий в начале XVI века и в 1600 году (по данным Лусио Маринео Сикуло и Педро Нуньеса де Салседо) дает некоторое представление о том, что происходило:

Цифры показывают, что доходы этих тринадцати семей увеличились максимум вдвое, тогда как цены выросли вчетверо, и неудивительно, что к концу XVI века у большей части этих семей накопились крупные долги. В то время как система майората защищала знатные фамилии от необходимости продажи поместий, они были вынуждены закладывать их, чтобы платить проценты по долгам. По сведениям одного из венецианских послов при дворе Филиппа III, в действительности гранды получали не более пятой части своих доходов, поскольку остальные четыре пятых уходили на обслуживание долгов. По крайней мере, такой была участь герцогов Инфантадо, если судить по завещанию пятого герцога, датированному 4 марта 1598 года. Свои большие долги он объясняет неспособностью родителей выплатить ему долю старшего сына, что заставило его заложить состояние, чтобы иметь возможность содержать свое хозяйство. Кроме того, у него были долги по судебным искам, брачным договорам его детей и расходам на ремонт и обновление герцогского дворца в Гвадалахаре, которое обошлось ему в 100 000 дукатов. В результате наследники герцога столкнулись с той же проблемой, что и другие обедневшие аристократы. Доверив заботу о своих 85 000 вассалах, 620 городах и деревнях дворецким и управляющим, они перебирались в Мадрид. Жизнь при дворе, хотя и была дорогой (говорят, что в ходе королевского визита в Валенсию в 1599 году герцог Инфантадо потратил более 300 000 дукатов), но гранды рассчитывали покрыть свои расходы, расхищая королевскую казну, как это делали их предки, когда в период царствования Хуана II Испанией правил другой фаворит. Однако не только гранды получали прибыль от щедрот великодушного короля. В Испании Филиппа III, как и в Англии Якова I, процветала раздача титулов. В XVI веке количество титулов в Испании росло сравнительно умеренно:

За двадцать три года своего царствования Филипп III создал трех герцогов, тридцать маркизов и тридцать три графа. Раздача этих новых титулов сыграла свою роль в том, что значительная доля национального богатства оставалась в руках аристократов, несмотря на сравнительное уменьшение богатства семей старых грандов. Совокупный доход от аренды, получаемый аристократией в начале XVI века, составлял 1 500 000 дукатов. К 1630 году, когда в Испании насчитывалось 155 титулованных дворян, их номинальный совокупный доход превысил 5 000 000 дукатов.

Несмотря на то что реальные доходы знати были намного меньше их номинальных доходов, они по-прежнему умудрялись жить на широкую ногу. Как и король, они считали невозможным изменить свой образ жизни в соответствии с обстоятельствами новой эпохи, когда цены больше не росли автоматически, уменьшая, таким образом, их долги за счет инфляции. В то время как в Испанию стало поступать меньше денег, а уходить из нее больше, король по-прежнему умудрялся жить не по средствам за счет чеканки медных монет для внутренних нужд и манипулировал ими в трудные времена. Знать, платившая своим слугам (как король платил своим) ничего не стоящими веллонами, следовала примеру своего венценосного господина и тратила больше, чем имела. Ее домохозяйства становились все больше и больше, раздуваясь, благодаря кастильскому обычаю автоматически нанимать всех старых слуг, когда дом переходил из одних рук в другие, даже если у нового хозяина уже была собственная многочисленная прислуга. В результате у графа Оливареса было 198 слуг, у великого герцога Осины – 300, а в последние годы века герцог Мединасели, унаследовавший впечатляющее количество поместий, имел не меньше 700. Королевские указы, ограничивавшие количество лакеев и слуг, оказались бесполезны, поскольку в Кастилии домашняя служба была одной из немногих важных сфер деятельности, и подчинялась она скорее общественным правилам и экономической необходимости, чем законам государства. Многочисленная прислуга повышала статус хозяина и, даже если ей недоплачивали и недокармливали ее, это считалось лучше, чем вообще не нанимать. Таким образом, когда гранды и более мелкие аристократы перемещались ко двору, за ними следовали тысячи тех, кто занимал или стремился занять место у них на службе. В то время, когда численность населения Кастилии упала, население Мадрида продолжало расти: с 4000 в 1530 году до 37 000 в 1594 году и с 70 000 до 100 000 в период царствования Филиппа IV. Двор играл роль огромного магнита, притягивая к себе со всех концов страны безродных, бесчестных и амбициозных. Сознавая это, правительство в 1611 году приказало знати вернуться в свои поместья в надежде очистить двор от паразитов, но этот приказ постигла участь большинства благих намерений Лермы, и arbitristas тщетно продолжали метать громы и молнии, возражая против неконтролируемого роста громадной столицы, высасывавшей живую кровь Кастилии.