Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Здесь сыграл еще роль самый характер сербской армии: это было войско, обладавшее первоклассными боевыми качествами, которые оно не раз показало, но вместе с тем, по своему складу сербская армия имела сходные черты с милицией. Сербский селяк особенно хорошо сражался, когда защищал родное село, близкий ему край. Ради этого достояния он беззаветно жертвовал жизнью, но в его понятиях не уживалось представление о возможности покинуть хотя бы на время эти родные места, не попытавшись их защищать. Еще менее с этим мирилось воображение населения.

И Пашич, и Живко Павлович считались с этими особенностями, когда не решались признать необходимость идти в новые земли, в Монастырь, с которым ни у населения, ни у армии не было укоренившихся связей, и бросить на разорение колыбель сербского народа, его историческое средостение.

Колебания и нерешительность вызывали промедления. Между тем, как и следовало ожидать, первым делом болгар было прервать железнодорожное сообщение с Салониками и, следовательно, с Монастырем.

Сербы не отвергали идеи соединения с союзниками до последней минуты, только они, как я уже сказал, все хотели, чтобы те к ним пришли.

Не зная окончательных намерений сербского правительства, я не мог своевременно выработать плана эвакуации наших учреждений. Больницы и доктора были более чем когда бы то ни было нужны. Поэтому я не мог в такую минуту их всех отправить в Салоники, как мы о том подумывали. Этого нельзя было сделать также ввиду впечатления, которое произвел бы на сербов отъезд русских. И без того они чувствовали себя всеми покинутыми, без того они роптали на Россию. Нельзя было не поддержать их в такую минуту, и всего больше это лежало на обязанности тех лиц и учреждений, которые прибыли в Сербию для оказания им помощи.

Я был в ежедневных сношениях с нашими докторами. Все они переживали подъем духа, желали всей душой продолжать свою работу. Заразные бараки, устроенные моей женой в начале эпидемии, были нами временно закрыты еще в августе ввиду прекращения эпидемии, а также того обстоятельства, что с тех пор в Нише на средства Терещенко открылся обширный госпиталь Александрийской общины для лечения заразных болезней. На долю этого госпиталя выпало немного работы, ибо он прибыл в мае, когда эпидемия уже затихла. Между тем, по своему составу и оборудованию, это был первоклассный госпиталь. Старший врач доктор Спасский только что закончил оборудование павильонов для больных. Когда я поставил вопрос об эвакуации, то он, переговорив со своими сослуживцами и сестрами, заявил, что они хотели бы остаться даже в случае занятия болгарами Ниша. К тому же решению пришел доктор Софотеров. Что касается московского госпиталя, то я полагал, что ему лучше эвакуироваться. Состав сестер был не из профессиональных сестер милосердия, а большей частью из молоденьких девушек, родители коих доверили своих дочерей моей жене. Мне не хотелось оставлять их в Нише; сами они решили работать до той минуты, когда городу будет угрожать непосредственно занятие неприятелем, и тогда направиться туда же, куда и все двинутся. В их распоряжение сербская санитарная команда предоставила грузовой автомобиль. Кроме того, у нас в Нише при санитарной организации имелись повозки и волы, которые предполагалось использовать для перевозки поклажи.

Вопрос о том, оставаться или уезжать из Ниша и куда именно, обсуждался ежедневно в бесконечных и малопроизводительных совещаниях Совета министров. В этой бесполезной болтовне несчастные министры, привыкшие, как и все сербы, очень много говорить, отводили душу. Каждый день они перерешали то, к чему приходили накануне. Иностранные миссии получили из Министерства иностранных дел ноту, приглашавшую их приготовить тяжелый багаж для отправки его 1 октября через посредство министерства по назначению, которое было еще неизвестно. Вначале они было остановились на Монастыре. Я даже телеграфировал нашему консулу в этом городе, чтобы задержать для себя помещение. Отъезд был назначен на 4 октября, но по недостатку вагонов вследствие передвижения войск пришлось отложить. Тем временем болгары, как и следовало ожидать, перерезали железнодорожное сообщение.

Тогда решили эвакуировать миссии и правительственные учреждения временно в Кральево [208], а там дальше – как видно будет. Это половинчатое решение было самое неудовлетворительное, ибо Кральево лежало на узкоколейной дороге и по самой географии могло быть только этапом. Само правительство не решалось еще покинуть Ниш, дабы не усилить еще больше ропот населения, которое сказало бы, что министры думают только о том, как себя спасти.

Каждый из них имел в своем распоряжении прекрасный автомобиль, партия коих только что прибыла из Америки. Они говорили, что могут уехать из Ниша за несколько часов до прихода болгар.

Иностранные представители решили разделиться на две партии. Бóльшая часть состава, секретари и драгоманы, а также тяжелый багаж были направлены в следующий за Кральевым городок Чачак, потому что в Кральеве не могло хватить для всех места. 5 октября туда уехали Пелехин и Якушев. При мне оставались Сукин и Мамулов. Наш отъезд был назначен на 7 октября.

Накануне вечером, 6 октября, я прощался с нашими докторами и сестрами. Собрались в Московском госпитале. Это была волнительная минута. При каких условиях, где и с кем придется встретиться?

Я передал каждому из наших отрядов икону, благодарил их за всю их самоотверженную работу и готовность до последней минуты оставаться на своем посту.

Отъезд был назначен довольно рано утром 7 октября, но конечно и здесь сказался недостаток организации, и мы уехали лишь днем. Я успел позавтракать в Александринском госпитале, которой находился рядом с остановкой «Красный Крест», куда подан был поезд.

Этот первый отъезд был обставлен с комфортом. Мы ехали в вагон-салонах. К поезду была прилеплена масса товарных вагонов с разным казенным грузом; на вещах, внутри вагонов и на крышах их ехала масса народа – привилегированные, которым удалось получить местечко. Сердце сжалось, когда поезд тронулся и я последний раз увидел тех, кто решил остаться, в том числе милейшего епископа Досифея, который накануне в больнице всех согрел своим теплым ласковым словом и ободрением. По пути мы видели первых болгарских пленных, которые перебежали сербскую границу и сдались, утверждая, что не хотели воевать, узнавши, что их поведут против России.

В Кральеве мне с сотрудниками отвели помещение в доме одного из местных богатеев – буньяка. Это был маленький чистенький одноэтажный домик с парадной гостиной и кабинетом, куда сами хозяева в обыкновенное время заглядывали, только когда у них были гости. По соглашению с моими коллегами я взял с собой моего повара-швейцарца, который должен был кормить всех дипломатов. С этой целью нам удалось найти помещение – довольно большую комнату с отдельным ходом в домике в саду. Там собирались мы все два раза в день. Особого затруднения найти провизию там еще не было. Наш повар отлично нас кормил, и эти сборища положительно поддерживали дух у всех и остались одним из приятных воспоминаний нашего странствования. Изредка нас навещали чачакцы.