Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

Путешествиям во времени в послевоенном СССР повезло больше, чем альтернативной истории в чистом виде: они проходили по разряду «научной фантастики», призванной продвигать «материалистическую» картину мира и пропагандировать научные достижения. Как результат, в советской фантастике 1970–1980-х «хронопутешествие» с вмешательством протагониста в события допускалось, но без радикального изменения истории (Дмитрий Биленкин, «Принцип неопределенности», 1973; Геннадий Гор, «Синее окно Феокрита», 1968 и др. [429] Исключение составляет рассказ С. Логино ва «Цирюльник» (1983), где попадание героя в прошлое ничем не мотивировано, по крайней мере с «научной» точки зрения. ). И если классический образец альтернативной истории — «Человек в высоком замке» Дика, где точкой перелома стало удачное покушение на Рузвельта, принесшее во Второй мировой войне победу странам Оси (последнее с точки зрения советской идеологии, предполагавшей детерминированность победы СССР и союзников, было категорически неприемлемо), — был опубликован в русском переводе только в 1992 году (то есть после распада СССР), то вполне беззубый роман Джека Финнея «Меж двух времен», посвященный хронопутешествиям, вышел в СССР в 1972-м, то есть через два года после первой его публикации в США [430] Здесь отыгрывается лирическая тема человека «не в своем времени», нашедшего себя в «теплом ламповом» прошлом, причем его пребывание там не предполагает активного вмешательства в события мировой истории. В качестве дополнительных примеров можно назвать, скажем, рассказы Роберта Янга «Девушка-одуванчик», 1961 (в СССР – 1967) и Урсулы ле Гуин «Апрель в Париже», 1962 (в СССР – 1979) или ту же повесть Геннадия Гора. . А если учесть, что роман об альтернативном СССР — «Остров Крым» — в реальном СССР был опубликован только в 1990-м (в журнале «Юность», № 1–5), то, пожалуй, именно этот рубеж (1990–1992) мы можем обозначить как точку отсчета, с которой начинаются развитие и становление направления альтернативной истории на постсоветском пространстве.

Именно в 1992 году в полном объеме выходит до того публиковавшаяся по частям (1988, 1990) первая книга многотомной эпопеи Василия Звягинцева «Одиссей покидает Итаку», задуманная и написанная еще в 1978–1983 годах. Здесь нам интересно то, что — помимо нескольких альтернативных версий истории, в частности Второй мировой войны, чей ход, благодаря протагонисту, радикально меняется в пользу СССР, — представлена криптоисторическая концепция «мировой закулисы»; тайное присутствие на Земле сразу двух сверхцивилизаций, находящихся в состоянии войны друг с другом и, следовательно, разнонаправленно влияющих на исторические события.

В заключение отметим, что здесь говорится не об одной, а о двух жанровых моделях. Если за первой моделью прочно закрепился ярлык «альтернативной истории», то вторая, восходящая все к тому же Спрэгу де Кампу, на постсоветском пространстве в процессе своей эволюции сменила более-менее корректное определение «хроноопера» на непереводимое «роман о попаданцах». В самое недавнее время появилось еще и слово в женском роде — «попаданки».

В постсоветское время производство «альтернативной истории» началось почти с нуля, и именно в силу этого уже первые сочинения такого рода получили значительный резонанс. Уже в 2002 году Борис Витенберг констатировал:

В отечественной <���…> литературе «альтернативная история» в постсоветскую эпоху превратилась в особый жанр, представленный десятками имен; счет же сочинений такого рода идет уже на сотни. <���…> Сочинения <���…> современных российских авторов-«альтернативщиков» потому… имеют читательский успех, что вызывают приятную и расслабляющую иллюзию, будто… печальные события прошлого тем или иным образом можно было предотвратить [431] Витенберг Б. Об историческом оптимизме, историческом пессимизме и государственном подходе к истории. (По поводу новых книг А.Л. Янова и Ю.Н. Афанасьева) // Новое литературное обозрение. 2002. № 54. С. 315–327. .

Первым заметным — то есть обсуждаемым, рецензируемым и т. д. — текстом такого рода на постсоветском пространстве стал короткий роман санкт-петербургского писателя Вячеслава Рыбакова «Гравилет „Цесаревич“» (написан в 1992 году, опубликован в журнале «Нева», 1993, № 7–8), отмеченный несколькими жанровыми премиями. Анонимная аннотация романа, написанная корреспондентом Фантлаба Ruddy, подчеркивает главный месседж романа: он говорит о процветающей монархической России в процветающем мире.

…Мир без Первой и Второй Мировых войн, которые унесли жизни миллионов человек.

Мир без большевистского переворота в начале 20 века.

Мир без коммунизма.

На этой Земле Российская Империя ведет все страны к светлому будущему через современные технологии и истинные идеи гуманизма [432] [fantlab.ru/work7303]; 16 декабря 2009 года; орфография оригинала. .

Если кто-то из читателей задастся вопросом, возможен ли мир высоких технологий без соперничества великих держав, гонки вооружений и всего, что в ХХ веке считалось неизбежным спутником прогресса, то у Рыбакова на это есть вполне внятный ответ — это и есть единственно правильный мир!

Главный герой — полковник государственной безопасности князь Александр Трубецкой — расследует крушение летательного аппарата, «гравилета», при котором гибнет наследный принц Российской империи. Он выясняет, что виновником гибели гравилета стал некто Кисленко — коммунист, устроивший диверсию, но действовавший явно в состоянии невменяемости. Вскоре в мире Трубецкого ловят еще нескольких обезумевших коммунистов. Ища причины их состояния, Трубецкой приезжает на виллу Альбрехта Хаусхоффера — несмотря на написание фамилии с двумя «ф», по-видимому, имя этого персонажа должно отсылать к сыну основателя геополитики Карла Хаусхофера. Реальный Альбрехт Хаусхофер принимал участие в заговоре 20 августа 1944 года и был убит нацистами в Моабитской тюрьме в апреле 1945 года (у Рыбакова — в 1944-м). В подвале у престарелого аристократа Трубецкой находит странную конструкцию:

Почти весь объем зала занимал стоящий посредине чугунный монстр — нелепо и неуклюже огромный <���…> простроченный вертикальными строчками заклепок, окруженный раскоряченными переплетениями толстых и тонких, прямых и коленчатых труб.

Больше всего он походил на невероятных размеров паровой котел. От него за версту веяло чудесами науки жюль-верновских времен.

Вскоре выясняется, что внутри этого аппарата находится… уменьшенная, почти микроскопическая копия Земли, населенная микроскопическими людьми. Эти-то микролюди и являются подопытными существами в жутком эксперименте, который начали в XIX веке русский революционер-максималист Петр Ступак и немецкий ученый Отто Рашке. Они создали свой «параллельный мир», чтобы воздействовать на его обитателей с помощью химических веществ и добиться того, чтобы ради идеи они были готовы отказаться от любых человеческих привязанностей и пойти на смерть. Таких существ они создали — и в результате внутри «чугунного монстра» развернулась реальная история ХХ века, где были Ленин, Гитлер и концлагеря. Вследствие дальнейшего функционирования «паросиловой установки» отрицательная психическая энергия стала перебрасываться в гармоничный мир «гравилетов», вызывая у случайных жертв экзистенциальное отождествление с наиболее воинственно настроенными жителями «микро-Земли» и готовность к немотивированным жестоким поступкам. В финале романа Трубецкой собирается обратиться к Совету Безопасности ООН с вопросом о том, что делать с ужасным устройством, населенным, однако, разумными и нравственно ответственными существами: технически его можно просто уничтожить, но такое решение представляется «князю из госбезопасности» неприемлемым.