Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Если составитель «Рассуждения» рекомендовал лишь использовать разные предлоги, чтобы затягивать переговоры с «великими» послами, то сенаторы — участники переговоров хотели добиться того, чтобы послы, опираясь на авторитет правительства в Москве, которое жители Смоленска считали законным, убедили смольнян принести присягу Сигизмунду III и согласиться на ввод в Смоленск польско-литовского гарнизона. После этого, подчинив Смоленск своему контролю, королевская армия, выступив против «вора», овладела бы и Северской землей, и к тому времени, когда пришлось бы решать вопрос об условиях, на которых польский кандидат будет управлять Россией, спорные территории были бы закреплены за Речью Посполитой и русское общество было бы поставлено перед совершившимся фактом.

В результате вместо вопроса об условиях, на которых новоизбранный царь Владислав мог бы управлять Россией, главным содержанием переговоров стал вопрос о Смоленске.

Вопрос о том, что жители Смоленска должны принести присягу королю и королевичу, был поставлен уже на второй встрече послов и сенаторов 17 октября. И тогда же сенаторы потребовали от послов: «И вам бы учинити, велеть смольняном крест целовати королю и королевичу» [877] Голиков И. И . Дополнения к деяниям Петра Великого. С. 62. Вместе с тем в королевском лагере послы были в изоляции и не могли общаться с находившимися там смоленскими помещиками (Там же. С. 178). . С этого момента именно этот вопрос стал главным предметом обсуждения на всех последующих встречах.

Русские послы не оправдали возлагавшихся на них надежд. Они не только пытались обратить своих собеседников к обсуждению вопроса об условиях, на которых Владислав будет править Россией [878] См. их заявление на встрече 20 октября: Там же. С. 74. , но и отказались как-то поддержать выдвинутые сенаторами предложения. Они высказались резко отрицательно об идее похода Сигизмунда III на «вора», заметив, что такие действия приведут лишь к полному разорению страны. По их мнению, для действий против Лжедмитрия II было вполне достаточно тех войск, которые уже находились около Москвы во главе с Жолкевским [879] Там же. С. 54, 59–60. . Они также резко отклонили предложение склонять жителей Смоленска принести присягу Сигизмунду III, заявив, что «того им не токмо зделать, но и помыслить не можно»: «по совету всей земли» на русский трон избран не король, а королевич, и только ему население России может приносить присягу [880] Там же. С. 63. . Они предлагали представителям польско-литовской стороны пока, до выработки окончательного соглашения, подтвердить августовский договор и начать выполнять записанные в нем обязательства, включая снятие осады со Смоленска и вывод польско-литовских войск с русской территории [881] Там же. С. 63, 66, 69. . Однако представители Речи Посполитой продолжали настаивать на своих предложениях и, более того, прямо заявили, что вовсе не считают себя связанными условиями августовского договора («нам до той гетманской записи дела нет») [882] Там же. С. 69. .

Два обстоятельства способствовали ужесточению официальной позиции Речи Посполитой на переговорах: поведение многих представителей русской правящей элиты по отношению к Сигизмунду III и вступление польско-литовского войска в Москву.

Отправляя отписку в Москву о раздаче Сигизмундом III жалованных грамот, люди, стоявшие во главе посольства, вероятно, ожидали, что Боярская дума, как высший орган государственной власти во время междуцарствия, выступит с протестом против этих действий польского короля. Но этого не произошло. Более того, ряд видных деятелей этого круга, по-видимому, самостоятельным путем пришел к выводу, сходному с одним из заключений автора «Рассуждения», что новый царь должен будет подтвердить пожалования, сделанные его отцом, и стало искать милостей польского короля. Так, 11 сентября 1610 г. перед выездом послов под Смоленск сам глава Думы кн. Ф. И. Мстиславский обратился с письмом к Льву Сапеге, прося его похлопотать перед королем за одного из членов посольства стольника И. В. Головина. Как следует из польских помет на обороте письма, речь шла о пожаловании Головину чина окольничего [883] АИ. Т. 2. № 291. . Тогда же другой влиятельный член думы Ф. И. Шереметев также обратился к Льву Сапеге, чтобы тот поддержал его просьбу «о вотчинных своих деревнишках». «А служба моя и правда ко государю королю и ко государю царю, — писал он, завершая свое письмо, — ведома гетману Станиславу Станиславовичу» [884] Там же. № 298. .

Таким образом, хотя вопрос о том, станет ли Владислав царем и на каких условиях, еще не был окончательно решен, отдельные члены Думы уже торопились признать за отцом будущего монарха право раздавать должности и земли в России. Такие обращения наглядно подтверждали представления политиков из окружения короля о коррумпированности русской правящей элиты, убеждали Сигизмунда III в реальности его планов и подталкивали к действиям по их реализации.

К действиям в этом направлении побуждало короля и появление польско-литовского войска в московской крепости. Остается не вполне ясным, как дело дошло до принятия такого решения. По мнению С. Ф. Платонова, бояре «боялись распущенной московской толпы, в которой замечалась склонность к вору» [885] Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХVІ–ХVІІ вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). СПб., 1899. С. 464. . Такая опасность была особенно реальной, когда войско Лжедмитрия II стояло под Москвой. Однако в договоре, составленном в эти дни, специально оговаривалось, что польско-литовские «ратные люди» не должны входить в Москву и могут приезжать в город лишь за продовольствием небольшими группами «человек по дватцати или мало болыни». В том же договоре было четко установлено, что после окончания военных действий против Лжедмитрия II армия Жолкевского отойдет к Можайску и будет здесь ждать выработки окончательного соглашения об избрании Владислава [886] СГГиД. Ч. 2. № 199. С. 397. .

Что же заставило Боярскую думу изменить свою позицию? Что произошло в Москве в первые недели после заключения договора?

Первый вопрос, который необходимо было решить участникам августовского договора, был вопрос о Лжедмитрии II и сопровождавшем его польско-литовском войске. Договор налагал на гетмана обязательство «думати и промышляти с… бояры, как бы того вора изымать или убита», и сразу после подписания соглашения русская сторона стала добиваться его выполнения. Вести военные действия и тем ослабить свою и так достаточно немногочисленную армию никак не входило в планы гетмана, тем более что полного доверия к своим московским партнерам у него не было [887] После заключения договора он писал Сигизмунду III: «И постоянно слежу за тем, чтобы тех, которых они хотят, чтобы ваша королевская милость уничтожила, не раньше уничтожать, чем узнаю их искренность» ( Цветаев Д. В . К истории… № 10. С. 18). . Поэтому он пытался добиться путем переговоров, чтобы войско Я. П. Сапеги перестало поддерживать Лжедмитрия II и отошло от Москвы. В донесении королю С. Жолкевский очень кратко коснулся этих переговоров, отметив лишь, что на свои предложения получил «наглый ответ» [888] Донесение С. Жолкевского Сигизмунду III от 28 августа/7 сентября 1610 г.: Там же. № 11. С. 19. . Подробнее этот эпизод освещен в дневнике похода Я. П. Сапеги. Войско заявило, что не желает ни оставлять Лжедмитрия II, ни уходить от Москвы, пока не получит вознаграждения за «кровавые заслуги». А что касается того, что Москва присягнула королевичу, «то они не знают, какую пользу это принесет отечеству» [889] Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 337. . Единственным результатом переговоров на этом этапе стал рост напряженности в отношениях между Лжедмитрием II и польско-литовским войском.