Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Не подлежит сомнению, что семья Ржевских принадлежала к числу тех бывших тушинцев, которых Сигизмунд III взял под свое особое покровительство. Тем более заслуживает внимания, что король не признал за И. Н. Ржевским полученного в Тушине боярского сана, предоставив ему более низкий чин окольничего. При так ярко отразившемся в документах расположении монарха к этой семье происшедшее следует объяснить лишь тем, что король уже знал от Жолкевского об отказе московских «чинов» признать за бывшими тушинцами «сенаторские» чины, полученные ими от Лжедмитрия II. Король не решился действовать вопреки желанию Думы и, желая провести своих сторонников в ее состав, стал сам жаловать думные чины и проявил при этом осторожность, пожаловав И. Н. Ржевскому чин меньший, чем тот, что он имел в Тушине. Этот пример показывает, что там, где Дума четко и ясно формулировала свою позицию, король был вынужден с ней считаться. Вместе с тем очевидно, что выработанный в королевском лагере план действий предусматривал не только передачу его сторонникам управления приказами, но и включение их в состав высшего органа государственной власти — Боярской думы.

Важное место в королевских планах занимала фигура А. Госевского, который должен был направлять деятельность думы в нужную сторону. Позднее на мирных переговорах 1615 г. А. Госевский утверждал, что он лишь командовал находившимися в Москве польско-литовским войском: «не был есьми боярином и никаким урядником московским и в дела земские московские не вдавался» [978] АЗР. Т. 4. № 209. С. 479. . Это утверждение, однако, легко опровергается сохранившейся в одной из старых описей записью о не дошедшем до нас предписании Сигизмунда III Боярской думе: «О Гонсевском, чтоб они о всяком деле сидели и думали заедино и вершили всякое дело вместе, а ево от того не отгорожали» [979] Сухотин Л. М. Земельные пожалования… С. XI. . Это распоряжение не осталось пустым звуком. В январе 1611 г., характеризуя сложившиеся к этому времени в Москве порядки, дьяк Афанасий Евдокимов говорил: «С бояры ж сидит и владеет пан Александр Госевский, а называют его старостой московским… и приходят к нему дьяки с доклады вверх и к нему во двор, а стоит он в Кремле городе на Борисовском дворе Федоровича Годунова» [980] ААЭ. Т. 2. № 170/11. . После предоставления ему королем особых полномочий А. Госевский занял положение наместника («старостой» в Речи Посполитой назывался наместник короля, представлявший его особу в отсутствие государя), представлявшего отсутствовавшего царя и в этом качестве вставшего во главе всего государственного аппарата. Характерна в этом плане такая деталь, как указание дьяка, что к Госевскому ходят с докладами «вверх», — здесь по отношению к велижскому старосте употреблено слово, служившее обычно для обозначения царских покоев, где принималось окончательное решение по всем важным вопросам. Как увидим далее, анализ фрагментов делопроизводства Поместного приказа первой половины 1611 г. вполне подтверждает правильность той характеристики роли и значения Госевского, которую дал дьяк А. Евдокимов.

Все распоряжения Сигизмунда III о пожаловании «чинов» и земель, о том, что Боярская дума должна решать дела только вместе с Госевским, были совершенно незаконными. Августовский договор не предоставлял никаких прав по управлению Россией отцу будущего монарха, более того, и сам Владислав не мог выступать в этой роли, пока не будут окончательно выработаны условия, на которых новый монарх будет управлять Россией. Однако никакого серьезного сопротивления эти распоряжения не встретили и были приняты Боярской думой к исполнению.

Правда, некоторые осложнения все-таки возникли. Интересное свидетельство на этот счет сохранилось в записках М. Мархоцкого. Оно касается реакции на пожалование чина окольничего Ивану Никитичу Ржевскому. И. Н. Ржевский доставил соответствующий королевский «лист» в Москву, где он был зачитан на заседании Думы. Как отмечает Мархоцкий, на заседании присутствовал А. Госевский, так как он постоянно бывал на таких заседаниях, был там и сам мемуарист. Стоит отметить присутствие не только А. Госевского, но и польских офицеров на заседаниях высшего органа государственной власти России. С резкой репликой по поводу назначения выступил боярин князь Андрей Вас. Голицын. Один из мотивов его записанного Мархоцким выступления — возмущение тем, что «людей малого положения с нами, великими, верстают, как с равными» [981] Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 86. .

Надо отметить, что назначение Ржевского в действительности не было чем-то необычным на фоне практики пожалований в думные чины, начало которой было положено Лжедмитрием I и которая получила продолжение при Василии Шуйском, когда в Думу стали назначаться представители фамилий, члены которых никогда ранее не заседали в Думе. Примером может служить пожалование царем Василием 2 февраля 1608 г. «чина» окольничего Артемию Вас. Измайлову [982] Белокуров C. A. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М., 1907. С. 97. , происходившему, как и Ржевские, из семьи рязанских детей боярских. Такая политика закономерно вызывала недовольство старинной знати, подчеркивавшей подлинный, истинный характер своего боярства. Как говорил брат князя Андрея, Василий Вас. Голицын (эти слова в иной связи уже приводились выше), явно противопоставляя себя подобным выдвиженцам, «по божьей милости отца моего и деда из Думы не высылывали… и не купленное было у нас боярство [983] Не следует ли видеть в этих словах указание на то, что Шуйский, нуждаясь в средствах, продавал чины незнатным людям? и не за Москвою в бояре ставлены» [984] Голиков И. И . Дополнения к деяниям Петра Великого. М., 1790. Т. 2. С. 167. . Эта практика вызывала к себе настороженное внимание и недовольных лиц второго плана, считавших себя более достойными, чем те, которых вопреки традиции ввели в состав Думы. Именно в это время, в конце 1610 — начале 1611 г., один из таких людей, Василий Ром. Алферьев, написал сочинение, в котором старательно собрал материал о таких назначениях, подчеркивая, что целый ряд таких людей «ис предков в боярех и окольничих не бывали» и менее знатны, чем Алферьевы [985] Анхимюк Ю. В., Павлов А. П. Местнический памфлет Алферьевых против «новых бояр» // Архив русской истории. М., 2002. Вып. 7. . Острота реакции кн. А. В. Голицына, возможно, была связана с тем, что старинная знать ожидала от нового монарха возвращения к традиционным порядкам.

С этой точки зрения целый ряд черт в поведении новой власти вызывал недовольство в этой среде. Ряд данных, касающихся этой стороны дела, обнаруживается в материалах, подготовленных для переговоров под Смоленском в 1615 г. В этих материалах неоднократно подчеркивалось, что король поставил во главе Русского государства «не из рады своего знатного пана, обычного человека старосту велижского» [986] РГАДА. Ф. 79. Кн. 30. Л. 127–127 об. . В этом решении поставить во главе Думы человека, не равного им по положению, бояре с основанием могли видеть проявление известного пренебрежения к себе. Это пренебрежение ощущалось тем сильнее, что хороню была известна связь Госевского с литовской канцелярией — он, согласно московскому пониманию, «со Львом Сапегой был в подьячих» [987] Там же. Л. 641. . Если в Речи Посполитой работа в канцелярии была этапом нормальной карьеры, которая в дальнейшем могла привести на самые высокие государственные должности, то в Московской Руси дело обстояло иначе — здесь работа в канцелярии была делом дьяков и подьячих, представителей социальной группы, стоявшей на лестнице социальной иерархии гораздо ниже тех знатных родов, к которым принадлежали члены Думы.