Коллектив авторов История - Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Работа по первому из обозначенных направлений была связана с необходимостью поиска финансовых ресурсов. При всей незначительности годового дохода архиерейского дома, ограниченного суммой в 122 500 руб., епархии удалось выполнять свои обязательства перед клиром в изменившихся условиях. Немалые суммы из собранных Смоленским епархиальным советом подлежали передаче в Высший церковный совет – 62 080 руб. за 1919 г. 305Основной проблемой было экономическое давление государственных предтавителей, представителей любых властей в форме произвольных поборов, предпринимаемых отдельными представителями власти, гражданской и военной, с церквей и особенно монастырей. У настоятеля одного из смоленских монастырей красноармейцы потребовали 25 000 руб. Он отказался выдать сумму и бежал. Пришедшие учинили расправу, «убили иеромонаха <���…> и одного рабочего и закопали в землю» 306. После подобных «нашествий» обители часто оставались разграбленными и встать на ноги больше не могли, исчезая как хозяйственные и религиозные единицы. Среди таких обителей Красногородищенская пустынь, Колочский монастырь Смоленской епархии.

Однако имели место и весьма успешные практики монастырской самоорганизации и адаптации к реалиям Гражданской войны. К числу устойчивых и даже усиливших свои хозяйственные позиции монастырских центров относились Новодевичий монастырь в Петрограде и Вознесенский в Смоленске. О характере взаимоотношений со светскими властями свидетельствует их обращение к игумении Феофании (Рентель, 1918–1935) в официальной переписке конца 1920-х гг. – на письме ее именовали «матушкой игуменией». Нужно отметить, что такие случаи хотя и были редкостью, но не исключительной. Схожим влиянием пользовалась настоятельница крупного Воскресенского Новодевичьего монастыря Петрограда–Ленинграда.

В условиях революционного времени как никогда в церкви осознавалась необходимость обеспечить непрерывность церковного служения. Уже первые антицерковные акции – аресты и расстрелы духовенства – оказывали не только мощное морально-психологическое воздействие, но и прерывали регулярное функционирование приходов, что болезненно воспринималось верующими. Одними из первых от действий местной власти пострадали смоленские монастыри, что было связано с борьбой за монастырскую собственность.

13 июля 1918 г. вооруженный отряд красноармейцев вошел на территорию Поречьской Ордынской пустыни. Пришедшие «заняли все выходы и начали обход помещений братии, спрашивали ценных вещей и оружия и брали, что приглянулось. В помещении настоятеля взяли золотой наперсный крест <���…> стоимость коего не превышала 300 руб., взяли на 250 руб. кредиток и в других местах несколько одеял, подушек, металлическую столовую посуду и немного серебра <���…> наложили на монастырь 10 000 руб. штрафа» 307. О национализации уже готовой к севу земли «со скорбию» писала настоятельница Богородице-Рождественского монастыря 308. Начались и закрытия монастырей: в сентябре 1919 г. был закрыт Аркадиевский женский монастырь в Вязьме 309. Монахиням приходилось искать пристанища у родных и знакомых, снимать жилье. Остро стоял вопрос сохранения монастырского имущества, ответственность за судьбу которого несли обычно настоятельницы.

В источниках прослеживается разница судеб городских монастырей и монастырских центров, находящихся в отдалении от городов. Городские монастыри в Смоленске и Вязьме в 1918–1919 гг. были закрыты, их здания переданы жилищному и земельному отделам местных исполкомов. За крупный смоленский Вознесенский монастырь, община которого поспешила обрести организационную форму коммуны (в результате чего часть прихода откололась, требовала передачи храма им и выселения «монашек-коммунисток» (!)), развернулась многомесячная борьба, в разрешение ситуации вмешался Совнарком 310. Загородные монастыри, принимая форму коммуны, а зачастую пользуясь поддержкой сочувствующих руководителей создаваемых при них организаций, смогли просуществовать до конца 1920-х гг. Пример такого пути являет один из крупнейших в епархии исторический Свято-Троицкий Болдин монастырь под Дорогобужем 311.

Сложным было положение белого духовенства. Массовым явлением периода Гражданской войны было привлечение священников к ответственности в судебном порядке по делам «о непризнании советской власти». По таким обвинениям трибунал приговаривал как к условным, так и к реальным срокам заключения на 1–3 года. В вину вменялось «неисполнение приказа о сдаче регистрационных книг в нотариальный отдел» (их изъятие происходило в губернии в июле – ноябре 1918 г.) 312, обсуждение прихожанами декрета об отделении церкви от государства, «повлекшее беспорядки» 313. Распространенной была практика удаления священников за пределы губернии 314. Все эти меры судебного преследования духовенства влекли за собой освобождение мест в приходах. Их замещение являлось постоянной заботой епархиального совета. При этом сложился порядок, позволявший учитывать интересы прихожан и членов причта: решение о назначении на приход принималось советом с учетом полученных прошений.

В ответ на репрессии Высшее церковное управление 22 ноября 1918 г. постановило, что «за арестуемыми и заключенными в тюрьмы членами клира должно быть сохраняемо все причитающееся им по занимаемой должности содержание… обеспечение сиротствующих семейств членов клира… должно составлять предмет заботы и попечения тех приходов, где они проходили свое служение» 315. Это решение, судя по делопроизводственным документам совета, стало основой действий правящего архиерея Смоленской епархии в отношении пострадавших членов клира. Документ перекладывал основное бремя заботы о репрессированных на приход и епархиальное управление.

Тем временем, как удалось установить по рапортам благочинных, уже в первый год советской власти в Смоленской губернии по обвинению в контрреволюционной деятельности и в столкновениях с представителями власти погибли 15 клириков 316. Число арестованных установить не представляется возможным.

Первые массовые столкновения священства с исполнительными органами на местах пришлись на лето – осень 1918 г. на фоне кампании по изъятию метрических книг. Священники отказывались передавать их гражданской власти, нередко эти конфликты происходили в присутствии красноармейцев 317.

Тяжесть положения семей репрессированных ярко иллюстрирует письмо жены расстрелянного священника Николая Добромыслова правящему архиерею: «Мой муж, священник села Введения Николай Добромыслов, 31 прошедшего октября разстрелян. Я осталась с шестью непристроенными детьми, из них четверо учатся, без всяких средств. Для поддержания меня с детьми согласился поступить священником в село Введения мой родной дядя, священник села Икминского Боровского уезда, Калужской епархии Константин Казанский <���…> Вынуждаюсь умолять Ваше Преосвященство назначить его, чем спасете меня с детьми от нищеты и горя, а главное, окажете мне, убитой кошмарным горем, и сиротам моим христианское милосердие и утешение» 318. В многочисленных подобных прошениях заявители сами предлагали пути решения своих проблем – это был единственный действенный путь.