Коллектив авторов История - Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Эту линию американские военные, высадившиеся в России в августе – сентябре 1918 г., старательно выдерживали. Особенно усердно – командовавший на Востоке России Американскими экспедиционными силами (до 8700 человек) генерал У. Гревс. Его позиция нажила ему немало «доброжелателей» среди союзных японских военных и дипломатов, не говоря уже о белых генералах и казацких атаманах, таких как Г. М. Семенов и И. М. Калмыков. Весной 1919 г. конфликт достиг такой остроты, что вопрос о замене У. Гревса вышел на самый высокий дипломатический уровень. Но в середине мая В. Вильсон и высшие американские военные У. Гревса и его действия решительно поддержали 421.

Американским войскам на Севере России (до 5,5 тыс. человек во главе с полковником Дж. Е. Стюартом) повезло меньше. Они были поставлены под британское командование, примерявшее на себя роль весьма энергичной силы в борьбе с большевиками и стремившееся и американцев вовлечь в боевые операции. Зимой 1918–1919 гг. войскам США пришлось сражаться и терять людей, в январе они понесли поражение под Шенкурском. Это вызвало возмущение Вашингтона, следствием которого стал отвод заокеанских частей в тыл.

Действительно, с развитием интервенции многие политики и военные самого высокого ранга в странах Согласия не оставляли мысли, что им было предназначено сыграть инициативную роль в свержении власти большевиков. Особенно пока продолжалась мировая война, и борьбу против них можно было представить как часть общей антигерманской военной кампании; пока власть В. И. Ленина и его сподвижников еще не укоренилась, а Красная армия была на этапе становления. С появлением в России американских войск такая перспектива, казалось, обретала все черты реальности. Удобный случай представился летом – в начале осени 1918 г. Тогда, как вспоминал впоследствии князь Г. Е. Львов, «наступали чехи» 422. Получая известия о впечатляющих победах противобольшевистких сил, в «больших европейских кабинетах» политики и военные задумались о создании в России Восточного фронта для борьбы с большевиками, ударной силой которого стали бы чехословаки. Ряд видных политиков и военных – генерал Р. Гайда, даже Т. Масарик – видели в успехах легионеров залог будущего признания Державами независимой Чехословакии. Среди американских дипломатов в России тоже нашлись сторонники более активных действий союзников и США – Д. Фрэнсис, консулы в Москве, Иркутске и Владивостоке Д. К. Пул, Э. Харрис и Дж. Колдвел. Британский генерал Ф. Пул вообще размышлял о возможности наступления чехов и навстречу им – антибольшевистских сил Северной области, их соединения в районе Вологды для последующего удара в сердце большевистской России.

Но В. Вильсон не захотел серьезно ввязаться в русскую междоусобицу, выйти за рамки объявленных им целей вмешательства, что вызвало бы в США всплеск изоляционистских настроений и усиление республиканской оппозиции. С учетом изменчивого положения на фронтах на Востоке России в условиях примерного равновесия сил Вашингтон с конца сентября избрал осторожный, оборонительный вариант действий. Чехословакам предстояло оставаться в Сибири и держать фронт, препятствуя вывозу оттуда сырья, хлеба и военнопленных стран Четверного союза для усиления Западного фронта. Задача отправки туда чехословаков через Владивосток сохранялась 423. А русским белым политикам оставалось лишь горько сетовать об упущенном золотом шансе покончить с большевиками.

А вот экономическая поддержка со стороны США антибольшевистским силам России, особенно Омскому правительству, оказывалась весьма значительная. На выделенные американцами еще Временному правительству, а также новые британские кредиты закупались и поставлялись оружие и снаряжение, теплая одежда и обувь для войск, железнодорожное оборудование. Американский Красный Крест во главе с Р. Тойслером работал на колчаковские власти столь энергично, что даже У. Гревс советовал ему поумерить пыл. Войска США охраняли участки Транссибирской и Китайско-восточной железных дорог, а три сотни специалистов во главе с крупным инженером Дж. Стивенсом и полковником Дж. Эмерсоном (Русский железнодорожный корпус) добивались улучшения их работы. Через Русское бюро при Военно-торговом управлении В. Маккормика (с капиталом в 5 млн долларов) весной – летом 1918 г. делались попытки развивать торгово-экономические отношения с Сибирью, прежде всего с кооперативами, но результаты были невелики. Задумывались американцы и об оздоровлении финансового состояния Сибири. Но реформа не удалась в силу крайнего расстройства ее экономической жизни и денежного обращения 424.

После победы сил антигерманской коалиции для ее ведущих политиков пришло время переоценки созданных глобальной войной реалий, в том числе и состояния «русского вопроса». В. Вильсон все более утверждался во мнении, что антибольшевистские силы стремились возродить Россию дореволюционного образца, опасную для соседей, что белые немногим лучше красных и в равной степени неприятны для западных демократий. Да и широкой народной поддержки антибольшевистские силы не снискали. А вот большевистский режим при всем негативном к нему отношении на Западе, демонстрировал завидную живучесть и устойчивость. Для борьбы с ним следовало искать какие-то более гибкие средства, не ограничиваясь «хирургическими» методами воздействия.

Уже отправляясь в Париж на мирную конференцию 4 декабря 1918 г., В. Вильсон убедил себя, что интервенция не имела перспективы. К этому решению его подталкивали набиравшее в США силу движение за вывод войск из России, отсутствие разумного объяснения и правового обоснования их дальнейшего пребывания в этой стране. Наконец, настроения правящих элит стран-победительниц: изнуренные войной мировой, они не готовы были начать новую кампанию – против большевизма 425. Осознавая эти обстоятельства, президент писал Р. Лансингу 9 января 1918 г.: никому не удастся вовлечь американцев «воевать против народа, с которым США находятся в состоянии мира и чьи отношения США пытаются уладить» 426.

О том же он говорил Д. Ллойд Джорджу 27 декабря 1918 г. в ходе беседы, на которой обсуждались кардинальные проблемы мирного урегулирования. В качестве альтернативы интервенции назывался диалог с большевиками. А еще ранее, в середине октября 1918 г., ссылаясь на опыт своей «мексиканской политики» и находя в ней немалое сходство с «русской», президент размышлял об изоляции республики Советов 427, создании чего-то подобного тому «санитарному кордону», идею которого на Парижской мирной конференции наиболее решительно продвигала французская дипломатия во главе с премьером Ж. Клемансо.

На мирной конференции открытые сторонники развития и усиления интервенции среди западных военных и политиков оказались в явном меньшинстве. Но такие личности, как французский маршал Ф. Фош или английский военный министр У. Черчилль, были энергичны, влиятельны и популярны, их мнение разделяла немалая часть правящих элит, настроенная на искоренение большевизма. На заседаниях высших органов конференции в январе – мае 1919 г. из уст датского посланника в России Х. Скавениуса, командующего силами союзников на Востоке Ф. д’Эспере, тех же У. Черчилля и Ф. Фоша звучала идея «большого похода» на Россию. Для этого предлагалось использовать армию, созданную из набранных в западных странах добровольцев (100–150 тыс. человек), объединенных с войсками пограничных с Россией государств и русскими белыми, под единым командованием, хорошо снабженную современным оружием. 25 февраля и особенно 27 марта (после появления Венгерской советской республики, что дало повод говорить о проникновении большевизма в сердце Европы) в выступлении Ф. Фоша перед лидерами держав идея грандиозной войны против Советов приобрела форму конкретного плана; против них предполагалось бросить финские, польские, чехословацкие, греческие и румынские армии. Богатый на задумки У. Черчилль тогда же, в первые месяцы 1919 г., вынашивал идею усиления союзных контингентов на Севере России, их наступления для соединения с колчаковскими войсками и чехословаками, а затем мощной атаки на жизненно важные центры власти большевиков, Москву и Петроград.