Юлиан Шульмейстер - Расплата

— Не кажется ли вам, что ответ был дан еще во времена Гитлера, — напоминает Якоб. Не поймет, почему Вальтер усложняет проблему: — Прошлый и нынешний опыт свидетельствует, что неонацизм и реваншизм всегда были и будут едины, хотя бы как взаимные стимуляторы.

— Прошлым не измеряется будущее, особенно в ракетно-ядерный век, — снова раскуривает Вальтер трубку. Сделал несколько затяжек, внимательно взглянул на собеседников. — А вам ясны все процессы, происходящие в польском народе? Сделал ли он надлежащие выводы из ошибок, веками ослаблявших страну, не раз становившуюся легкой добычей врагов? Не обижайтесь, я говорю как с друзьями Томашевского, единомышленниками, антифашистами.

Данута почувствовала неловкость за прямолинейность Якоба.

— Мы пишем книгу о неонацизме, — объясняет Вальтеру. — Знакомство с нацизмом произошло на растерзанной Родине, затем в лагере смерти. Естественно, что увиденное нами здесь воспринимается сквозь пережитое, и вполне возможно, что наши выводы могут не соответствовать многим сложностям вашей страны. Спасибо, товарищ Вальтер, за науку.

— Науку, неизвестную мне самому, — усмехнулся Вальтер. — Матерью науки является практика. Хотели бы побывать на неонацистском сборище?

— Это возможно? — сомневается Якоб.

— Надеюсь, товарищ Юрген поможет.

— Кто такой Юрген? — выясняет Данута.

— Активист Союза социалистической немецкой рабочей молодежи, — сообщает Вальтер. — Не раз, маскируясь под неонациста, участвовал в их сборищах, затем публиковал памфлеты, статьи. Приходите к восемнадцати часам, постараюсь разыскать его.

В назначенный срок Данута и Якоб встретились с Юргеном. Молодой, одет в строгий черный костюм, из верхнего кармана пиджака выглядывает бумажный платочек. Протер роговые очки, застенчиво усмехнулся:

— Уже в форме! Неонацизм, как и его старший брат, любят рядиться в черное и коричневое. Вам повезло, приглашаю на слет. Планируется выступление неонацистских вожаков — Гейнца Гофмана, Кюнена, Шенборна, Кристоферзона. Только условимся: при любых обстоятельствах ваши лица должны сохранять невозмутимость.

В небольшом кабачке на окраине города сдвинуты в угол четыре стола. Там сидят люди в коричневых пуловерах, такого же цвета брюках и в черных пиджаках. Почти у всех волосы зачесаны на пробор, кое у кого небольшие усики известного фасона.

Усадив своих спутников за соседний столик, Юрген приветливо поклонился коричнево-черной компании.

— Освенцим — выдумка красных! — продолжает речь высокий широкоплечий мужчина. — История с концлагерями им нужна, чтобы представить Германию убийцей, разбойником. В своей книге об Освенциме я написал чистую правду, не было там убитых миллионов. Умерло тысяч триста, не больше, каких-то славян и евреев.

— Кто это? — тихо спрашивает Данута.

— Тис Кристоферзон, — так же тихо отвечает Юрген, — автор конфискованной книжки «Ложь Освенцима». Бывший зондерфюрер СС, один из палачей Освенцима. Ваша комиссия по расследованию преступлений нацизма еще в 1974 году представила на него обвинительный материал в прокуратуру ФРГ, лежит там до сих пор.

— Вы можете мне возразить: а как же фотографии фашистских зверств и документы? — ухмыляется во весь рот Кристоферзон. — Сплошная липа» обман, рассчитанный на дураков. Присмотритесь к фотографиям этих мнимых жертв — одни и те же лица. Наняли за гроши изголодавшихся калек, поставили на фоне подходящего пейзажа, стократно отщелкали и выдают за миллионные жертвы.

— Хочется подойти к этой компании, рассказать, как сидел в Яновском лагере, как действовал там конвейер смерти, — шепчет сквозь зубы Якоб.

— И крайне удивишь палача из Освенцима, — замечает Данута.

— …Тем, что остались в живых, — дополняет Юрген. — Эти бандиты исправят оплошность фашистов.

— Не забывай, зачем мы пришли! — напоминает Данута.

Они правы! Надо взять себя в руки и слушать! Якоб медленно потягивает холодное пиво.

— Очень сожалею, что из-за запрещения властей мне так и не удалось организовать Освенцимский конгресс, — заявляет новый оратор. — Запросто доказали бы, что в третьем рейхе славян и евреев не уничтожали в газовых камерах. В Освенциме, как и в других лагерях, газовые камеры предназначались только для дезинфекции. Мы должны раз и навсегда покончить с бессовестной ложью, отвоевать у коммунистов улицы наших городов, изгнать длинноволосых и курчавых политиков, оскорбляющих подлинных немцев. Мы решительно выступаем против большевизации Германии, мы выступаем за восстановление германского рейха. Мы требуем наказания изменников родины, так называемых борцов Сопротивления, мы требуем: свободу Рудольфу Гессу!

— Кто это? — выясняет Данута.

— Председатель «Боевого союза немецких солдат» и глава этого сборища Эрвин Шенборн, — сообщает Юрген. — Недавно заявил: «Мы были национал-социалистами, мы ими и останемся».

Когда поднялся коренастый усач Карл Гейнц Гофман, ему зааплодировали прежде чем он начал говорить.

— Я — расист, это моя вера! — заявляет под новый грохот аплодисментов. — Более того, не скрываю, что мне всегда импонировал Адольф Гитлер. Почему? Думаю, вы, друзья, это знаете и меня вполне понимаете. Это о прошлом, теперь о будущем. Наше будущее вижу в военно-спортивных группах, они охватят всю молодую Германию. Чтобы с нами считались внутри и вне государства, мы снова должны быть сильными. С бесперспективным парламентаризмом надо раз и навсегда покончить. Как это сделать? Вы знаете! Кто не знает, приезжайте в мое имение, посмотрите, как тренируются мои парни.

Раскланялся Гофман и сел, опять сорвав оглушительные аплодисменты.

— Слово уважаемому издателю Герхарду Опитцу, — объявляет Шенборн.

— Говорят, был начальником штурмовиков в оккупированной Варшаве, — сообщает Юрген.

— Если мы желаем, чтобы наше движение вновь охватило всех немцев, надо учиться у коммунистов, как мы это делали в тридцатые годы, — хитро подмигивает своим слушателям Опитц. — Мы тогда переписывали их песни, организовывали манифестации с морем знамен, а все это мы подсмотрели у них. Теперь мы должны тоже организовать марши мира, иначе немцы за нами не пойдут. Но мы должны требовать справедливого мира — с возвращением всех немецких земель в лоно матери-родины. Мы должны своими идеями охватить бундесвер. Солдаты восьмидесятых годов должны знать, что их деды, отцы — солдаты сорок пятого года — не бросили оружие, только припрятали. Настало время объединить оружие сороковых и восьмидесятых годов, и тогда германские солдаты мира снова промаршируют через Бранденбургские ворота.

— А теперь Михаэль Кюнен прочтет стихотворение нашего товарища Ренаты Шютте «Ветер меняет курс», — объявляет Шенборн.