Эугениуш Небельский - «Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

С домашней работой и трудами по хозяйству священники обычно справлялись самостоятельно. Те, кто жил вместе, как правило, готовили по очереди – назначали дежурного. Рецептами снабжал всех желающих монах Ходкевич, специалист в области поварского искусства (которым он занимался еще до ссылки, у себя в монастыре). Встречались и повара-любители, добровольно бравшие на себя это бремя. К числу таковых относился камальдул Кулаковский, обслуживавший двух своих соседей по дому: «Он принял на себя обязанности Марты [7] Святая Марта – покровительница поваров. ; мы отдавали ему деньги, и нас он никакими работами не обременял, предоставляя готовую еду». Другие учились на собственных ошибках, приобретали опыт в приготовлении пищи, однако некоторые священники обнаруживали безнадежное отсутствие поварских талантов. «Когда пришла моя очередь кашеварить, – вспоминал Ян Наркевич, – я был в большой растерянности. Как и что сготовить на обед? Решил сделать кислый суп. Затопил печь, налил в горшок воду, добавил закваску, насыпал ячменную крупу, положил говяжье мясо, посолил и поставил в печь. Взяв половник, стоял наготове и, когда появилась пена, снял ее, а позже, не зная, чем заняться, уселся неподалеку от печи читать книгу. Пришел мой товарищ и, заглянув в печь, спросил: „Что это ты такое готовишь?" „Кислый суп", – отвечал я. – „А что ж у тебя в горшке-то?" – рассмеялся тот и ушел. Заглянув в горшок, я обнаружил не суп, а густую кашу; оказалось, что я насыпал слишком много крупы. Что случилось, то случилось, ничего не поделаешь, такой вышел обед. Когда пришло время, я расставил тарелки и разложил приборы – вообще-то накрывать стол у нас не было принято; порезал хлеб, в центре положил доску, вынул из печи горшок, который служил нам также супницей, поставил на доску и позвал товарищей, а те были так любезны, что меня не ругали, а только смеялись: мол, сколько живут на свете, подобного обеда есть не доводилось. В другой раз, в пятницу, мне снова удалось приготовить удивительную кашу из картошки и рыбы. В результате я приобрел нелестную репутацию – несмотря на все усилия, к поварскому искусству, мол, совершенно не способен».

Стирку одежды и белья священники поручали – так следует из записей отца Климовича – местным жительницам, что понятно, поскольку эта работа требовала больше усилий и специальной утвари. В счетах отца Климовича «стирка» является постоянной рубрикой, на нее уходило пять-шесть рублей в год. Священники сами пекли хлеб, те, что занимались сельским хозяйством, выучились не только доить коров, но и делать молочные продукты. «Физическая работа в огороде и по хозяйству, – вспоминал Куляшиньский, – была в порядке вещей; более крепкие товарищи даже собственноручно пахали, сеяли, молотили, косили на тамошних полях, увы, не вознаграждавших их за тяжкий труд. Многие занимались каким-либо ремеслом […]». Даже более обеспеченные священники старались самостоятельно справляться с домашними хлопотами и никого не нанимать. По сведениям Новаковского, лишь несколько ксендзов держали собственных кухарок.

В том, что касалось материальной стороны жизни, священники оказались весьма предприимчивы и способны к сотрудничеству; они также приобрели в Тунке много практических умений, в обычной жизни ксендза необязательных или излишних, а там, в Сибири, спасавших от нищеты, а порой и голода. Прошло однако немало времени, пока священнослужители преодолели внутреннее сопротивление перед физическим трудом (в необходимости которого, как утверждает Жискар, поначалу их «невозможно было убедить») и занятиями, несовместными со служением Богу и даже запрещенными церковным законом (например, торговлей). После индивидуальных они начали предпринимать и коллективные шаги. А когда через три года власти немного смягчили полицейский режим, многие ссыльные в материальном плане стали жить достаточно благополучно. Правда, те священники, которые вели дневники, не пишут об этом прямо, но можно предположить, что труд также помог многим из них избежать психического кризиса – точно так же, как это происходило со светскими ссыльными.

Не исключено, что священники пытались также заработать учительством. В 1869 году до иркутских властей дошла информация о том, что некоторые священники обучают местных детей чтению, однако подробности нам неизвестны. Если таковой факт и имел место, то, скорее всего, это продолжалось недолго, поскольку ссыльные опасались репрессий. Сами польские священники в своих дневниках ничего об этом не писали.

Среди светских ссыльных разошлись слухи, что даже самые бедные ссыльные ксендзы в Сибири имеют в среднем около двадцати пяти рублей в месяц – считалось, что им повезло, и это несомненно вызывало тайную зависть. На самом деле, в Тунке материальным достатком могли похвастаться лишь немногие, главным образом, те, кто занимался торговлей, удачливые земледельцы и, вероятно, «доктора». Кое-кто жил на шестирублевое пособие, как, например, Юзеф Блажевский, Миколай Куляшиньский и Францишек Шмейтер – эти еле-еле сводили концы с концами. Неудивительно, что некоторые из них роптали на свою судьбу. Однако никаких попыток что-либо изменить не предпринимали.

Трудные времена снова наступили в Тунке ближе к половине семидесятых годов, когда священников начали отправлять в европейскую часть Империи. В ожидании отъезда они пренебрегали своими занятиями или вовсе их прекращали, продавали утварь и личные вещи, которые имели хоть какую-то ценность и не могли пригодиться в пути, а власти приостанавливали выплату пособий.

В Тунке священники чувствовали себя мучениками и за дело Польши, и за католическую веру и Католическую церковь; как утверждают Новаковский и Жискар, многие из них поначалу видели себя в роли миссионеров среди язычников. Возможно, некоторые тункинские ксендзы даже пытались проповедовать католицизм, потому что в 1868 году до иркутских чиновников дошли сведения о том, что политические ссыльные, посещая окрестные бурятские улусы с целью закупки товаров, занимаются при этом «религиозной пропагандой». Дабы пресечь оную, тункинскому капитану было рекомендовано ужесточить контроль за священниками и их связями, а также записывать все подозрительные фамилии. При этом надлежало следить за тем, не совершают ли ссыльные тайком службу. Священники очень быстро убедились, что ни о каком религиозном воздействии на окружение не может идти и речи; ни в одном из дневников подобные шаги даже не упоминаются. Впрочем, окрестные буряты были крещенными, а следовательно официально считались православными, и попытка их обращения в католицизм наверняка вызвала бы решительный протест сибирских властей. Католики – изредка – встречались в Тунке среди казаков.