Андрей Соколов - «Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

В сатирическом памфлете «Описание эпидемии сумасшествия» говорится, что высокие государственные лица охвачены безумием, и им грезятся разного рода фантазии. «Они не озабочены реальными опасностями, а терзают себя мыслями о том, чего никогда не может быть. Такому придет в голову, что кафры и готтентоты с мыса Доброй Надежды объединяются с испанцами и индейцами-чироки, образовав собственный Четверной союз, способный собрать флот из 500 кораблей. Он представляет, как этот флот направляется в Англию, чтобы разрушить Церковь и установить квакерство» <63>. В памфлете говорится, что для таких «сумасшедших» министров «единственный способ сохранения баланса сил заключается в том, чтобы сделать наших самых отъявленных врагов такими сильными, какими они только могли бы стать» <64>. Во Франции для лечения подобных маньяков есть больница под названием Бастилия, здесь же они обладают правом «награждать всех, кто не согласен с ними, словами «идиот», «паяц», «предатель родины». Более всего они ценят патриотизм, и потому вы увидите их, торжественно въезжающих в города и поселки, раздающих деньги толпе, тогда как рабочие не получают денег, а их семьи страдают и голодают» <65>. Конечно, подобная критика Уолпола была в известной мере односторонней. В его политике были успехи, связанные с финансовой стабилизацией.

Он лишил якобитов возможности действовать эффективно и получать поддержку в европейских странах. Что касается нейтралитета в войне за польское наследство, то в историографии нет единого мнения, было ли это проявлением слабости правительства или мудрым государственным решением <66>.

После завершения войны правительство Уолпола по-прежнему стремилось избегать прямого вмешательства в европейские проблемы, что не означает, будто бы эта политика была в полной мере «изоляционистской». После заключения англо-русского торгового договора в 1734 г. проходило и политическое сближение между двумя странами. Осенью 1738 г. в Петербурге получили следующее известие: «Принимая в соображение настоящее опасное положение дел в Европе и поведение Франции, среди полного мира, без явной для себя выгоды купившей так дорого союз со Швецией и готовой к подобной же сделке с Данией, король готов со своей стороны и желает немедленно вступить с Ее Величеством в оборонительный союз к общей выгоде России и Англии» <67>. Союзный договор, которого тщетно добивалась русская дипломатия четырьмя годами раньше, был теперь предложен самими англичанами. Переговоры об условиях союзного договора оказались, однако, весьма долгими. Начавшаяся в 1739 г. англо-испанская война заставила русских отложить переговоры, возобновившиеся только после подписания Белградского мира между Россией и Турцией. Договор был подписан только в апреле 1741 г., уже после смерти императрицы Анны Ивановны. Ценность его для Англии была в это время уже невелика, гак как Россия вступила в эпоху дворцовых переворотов, что снизило ее значение как союзника.

Главной проблемой для правительства Уолпола во второй половине 30-х гг. была приближавшаяся война с Испанией. Именно она стала главной темой для острейшей парламентской дискуссии, начавшейся уже в 1737 г. В 1736 г. Испания действительно несколько ужесточила действия своей «береговой охраны» в Вест-Индии против нелегальной торговли, но в самой этой практике не было ничего нового. Парламентский шторм перерос в бурю, когда капитан Дженкинс продемонстрировал депутатам свое отрезанное ухо, но этого уха он лишился еще в 1731 г. Спорные вопросы о Гибралтаре и Менорке не были новыми. В связи с созданием Джорджии обострились пограничные проблемы в Америке, но сомнительно, чтобы они могли привести к войне. В Англии и в ее вест-индских колониях не все поддерживали идею расширения колониальной экспансии в этом регионе, хотя, как показал Р. Парэ, часть представителей «вест-индского интереса» была согласна с идеей захвата отдельных пунктов на материке с целью расширения торговли Великобритании в «закрытых» для нее районах Испанской Америки <68>. В то же время историк Мак Лэхлан указывал, что больше британских купцов было занято не торговлей с Испанской Америкой, а торговлей с самой Испанией, и это большинство отнюдь не хотело войны. Мак Лэхлан объяснял антииспанскую истерию эгоистическими интересами Компании Южных морей, пытавшейся найти в войне выход из собственных финансовых затруднений <69>. Усиление антииспанских настроений дало оппозиции оружие для возобновления атак на правительство Уолпола. Такое же объяснение причин конфликта дал в конце 1740-х гг. и Г. Уолпол: «Война в действительности была порождена стремлением нескольких купцов, пользовавшихся сомнительными правами, утвердить эти права. Популистская партия поддержала эти требования, поскольку Министр избегал вмешиваться» <70>.

Поток петиций антииспанского содержания увеличился с начала 1737 г. Палата общин приняла адрес королю, в котором говорилось, что испанцы безнаказанно захватывают британские корабли, следующие в колонии, а экипажи подвергаются насилию. Палата заключала, что «эта жестокая нация сделала своим обычаем нападать и захватывать все британские торговые суда», и потребовала «срочного и действенного лечения» <71>. Лидеры оппозиции, как виги, так и тори, призывали в парламенте к войне. В марте 1738 г. Полтни заявил: «Я против того, чтобы вступать в открытую схватку, когда есть еще надежда на получение компенсации мирным путем. Но, ради Бога, господа, будет ли конец этим надеждам? Мы надеялись, надеялись и снова надеялись, однако все надежды обратились в ничто» <72>. Уиндхэм говорил: «Испания нарушила наши права. Несовместимо с достоинством нации позволять им подвергать сомнению право свободного плавания в открытых морях на всех переговорах. Это право настолько очевидно и важно, что следует прекращать всякие переговоры, на которых оно подвергается сомнению» <73>.

Министры были вынуждены обороняться. Они подчеркивали, что Франция может поддержать Испанию, и тогда война превратится в общеевропейскую. Уолпол говорил, что «не следует проявлять поспешности в связи с теми недоразумениями, которые случились между нами и Испанией» <74>. Герцог Ньюкастл считал, что ни Франция, ни Голландия не смогут остаться безучастными, если Англия захватит часть испанских колоний в Америке <75>. На это возражал Честерфилд: «Франция сейчас слишком занята другими делами, чтобы вмешиваться в коммерческие разногласия между нами и Испанией. Голландцы сами в течение долгого времени жалуются на действия Испании, и все правила политики заставляют предположить, что они присоединятся к нам» <76>. События показали, что министры более реалистично оценивали ситуацию, чем лидеры оппозиции. Надежды на сохранение мира с Францией в конечном счете не оправдались. Опасения Ньюкастла по поводу Голландии также подтвердились. Историк Х. Дантхорн подчеркнул, что война 1739 г. свидетельствовала об усилении колониальной экспансии Великобритании, что не могло не встретить противодействия со стороны Голландии и создало предпосылки для разрушения англо-голландского союза <77>.