Наум Синдаловский - Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Манифест 17 октября 1905 года, даровавший России политические свободы, — последняя политическая акция Витте. Царь долго сопротивлялся его подписанию, и впоследствии в Петербурге говорили, что Витте буквально «вырвал манифест у царя». Этого ему не простили. Витте подал в отставку, которую немедленно приняли. Говорят, при этом «радостном» известии у супруги императора Александры Фёдоровны, а по некоторым источникам, и у самого Николая II, вырвался вздох облегчения. Известно, что императрица Витте недолюбливала и за глаза называла: «Этот вредный человек».

Манифест далеко неоднозначно был принят и народом Российской империи. По стране распевали частушку, которую, если верить фольклору, позаимствовал поэт Павел Арский, включив в популярное в то время стихотворение «Красное знамя»:

Кроме того, в народе заговорили о мистическом значении цифры «17» для судеб императора и государства, впервые проявившем себя 17 октября 1888 года, когда произошло крушение императорского поезда. И вот опять — то же 17-е число. На соответствующих страницах этой книги мы ещё и ещё раз встретимся с этим цифровым клеймом в жизни страны.

Ноябрьские события 1905 года на Черноморском флоте могли бы не стать предметом нашего разговора, посвящённого истории и мифологии революционных событий в Петербурге, если бы не два важных обстоятельства, непосредственно касающиеся заданной нами темы. Во-первых, Пётр Петрович Шмидт, о котором пойдёт речь в этой главе, в 1880–1886 годах учился в Петербургском морском училище, по окончании которого произведён в мичманы и назначен на Балтийский флот. И, во-вторых, в 1918 году в целях «увековечивания» памяти героя Первой русской революции, руководителя восстания на крейсере «Очаков» лейтенанта Черноморского флота Петра Петровича Шмидта Благовещенский мост в Петербурге переименовали в мост Лейтенанта Шмидта. Одновременно его именем назвали Николаевскую набережную Невы на Васильевском острове, где находилось Морское училище. Впрочем, и это могло бы не стать предметом нашего повествования, если бы имя Петра Шмидта в связи с его появлением в городской топонимике не было увековечено, уже без всяких кавычек, на страницах петербургской городской мифологии.

Первый постоянный мост через Неву начали возводить в 1843 году по проекту выпускника Института путей сообщения инженера Станислава Валериановича Кербедза. Строительство проходило в исключительно сложных условиях болотистого грунта глубоководной и непредсказуемой Невы. В то время в стране одновременно велись три грандиозных по своим масштабам строительства: продолжалось возведение кафедрального Исаакиевского собора, прокладывалась железная дорога между Москвой и Петербургом и строился первый постоянный мост через Неву. Петербуржцы довольно иронично реагировали на эти стройки. Из уст в уста передавали расхожую фразу, которую с удовольствием приписывали одному из питерских остроумцев, князю А. С. Меншикову: «Достроенный Исаакиевский собор мы не увидим, но дети наши увидят; Благовещенский мост мы увидим, но дети наши не увидят; а железной дороги ни мы, ни дети наши не увидят».

Чтобы представить себе размах строительства Исаакиевского собора, достаточно сказать, что только на забивке свай под его фундамент было занято несколько тысяч человек. Не менее впечатляющим было возведение опор Благовещенского моста. Понятно, что это обстоятельство не могло не получить отражения в городском фольклоре. Среди исторических анекдотов, записанных Нестором Кукольником, есть рассказ о «генерале Кербеце», который «поломал умную голову» и «выдумал» машину для облегчения и ускорения этого «поистине египетского труда». Подробное описание машины с точными расчётами он отправил главнокомандующему путей сообщения графу Клейнмихелю и ждал, по выражению Кукольника, «по крайней мере спасибо». Через некоторое время изобретатель получил официальный выговор: «Зачем он этой машины прежде не изобрёл и тем ввёл казну в огромные и напрасные расходы».

Прямое подтверждение непредсказуемых трудностей, выпавших на долю строителей первого постоянного моста, можно увидеть в широко распространённой в Петербурге XIX века легенде. Рассказывали, что Николай I, понимая трудность и необычность строительства моста, распорядился повышать Кербедза в чине за возведение очередного нового пролёта. Узнав об этом, Кербедз, согласно легенде, тут же пересмотрел проект и увеличил количество пролётов. И действительно, начав сооружение моста в чине простого капитана, Кербедз закончил его в генеральском звании.

Мост поражал не только своими размерами, но и художественным оформлением, которое должно было подчеркнуть морской характер Северной столицы. Массивные и одновременно ажурные перила, спроектированные архитектором А. П. Брюлловым, включают в себя ритмически повторяющиеся композиции, состоящие из античных символов водной стихии: трезубца Нептуна, морской раковины и двух морских коньков-гиппокампов.

В 1846 году возник замысел украсить устои моста ещё какими-нибудь аллегорическими скульптурами. П. К. Клодт и Н. С. Пименов выполнили задание, однако из-за финансовых трудностей замысел так и остался неосуществлённым.

Мост назвали Благовещенским, по одноимённому собору, стоявшему на нынешней площади Труда, в то время также Благовещенской.

Николаевский мост (ныне — Благовещенский)

Сразу после торжественного открытия мост стал едва ли не самой популярной достопримечательностью города. Один из современников писал: «Любимая прогулка теперь — Благовещенский мост, драгоценное ожерелье красавицы Невы, верх искусства во всех отношениях! Мост прельщает в двойном виде. Днём он кажется прозрачным, будто филигранный, лёгкий как волны, а при полночном освещении является громадною массой, спаивающей между собою два города».

Особую популярность у представителей сильного пола Благовещенский мост получил также благодаря тому, что был единственным металлическим мостом в городе, и поэтому на нём разрешалось курить.

В феврале 1855 года в память о только что скончавшемся императоре Николае I мост переименовали в Николаевский. На мосту по проекту архитектора А. И. Штакеншнейдера возвели часовню во имя покровителя моряков и мореплавателей Николая Чудотворца. В народе часовню называли «Николай на мосту». В 1930 году часовню снесли. К тому времени она превратилась в склад лопат и мётел мостового уборщика. Среди ленинградцев в те годы ходило поверье, что Николай Угодник время от времени посещает свою питерскую обитель, благословляя и молясь за страждущих. Многие уверяли, что «были сподоблены» лично видеть лик святого.