Майкл Ко - Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации

Но директора не согласились с нами, и мы отправили экземпляр книги на рецензирование в английский журнал «The Book Collector». Вот так вышло, что «Писец майя и его мир» оказался в руках Эрика Томпсона, самого предсказуемого опровергателя из майянистов.

Прощальный выстрел Эрика в меня был сделан уже из могилы: в 1975 году, после получения рыцарского звания, он отправился в качестве приглашенного лектора по Боливии, но климат высокогорья оказался вреден для его здоровья. Он вернулся в свой дом в Эссексе уже тяжело больным и вскоре умер.

В его посмертной рецензии в «The Book Collector» [17], как всегда, не было уделено внимания основной идее моей книги. Идея же заключалась в том, что сцены на керамике майя и керамические тексты были не просто украшательством неграмотных художников, но несли особый смысл и были созданы художниками/писцами, знакомыми с нуждами знати майя лучше, чем кто-либо (позже выяснилось, что писцы майя сами происходили из знати). Не упоминал Томпсон и об «основном стандарте», который был новым открытием в эпиграфике майя. Словом, Эрик обошелся со мной так же, как ранее с Уорфом и Кнорозовым: игнорировал основные аргументы, концентрируясь на отдельных деталях, где, по его мнению, шансы на быстрый разгром были самыми высокими.

Не буду повторять все его аргументы, поскольку они имеют второстепенное значение для истории дешифровки и каждый может быть опровергнут, но все вместе они образовали целую гору, которая произвела впечатление на его последователей. Мексиканский «эксперт» Саэнса, друг Томпсона, внес в скандал свою лепту, поделившись слухом, что мошенники использовали подлинную старую бумагу из коры, найденную где-то в пещере, – это объяснило бы радиоуглеродную дату (хотя, полагаю, пройдохи сначала сами должны бы датировать документ, чтобы знать, в каком стиле его подделывать).

Развязка дела кодекса Гролье вполне благополучна: теперь его считают подлинным почти все майянисты, которые являются либо эпиграфистами, либо специалистами в иконографии, либо и теми, и другими. Археоастроном Джон Карлсон показал, что в этом кодексе содержатся представления древних майя о планете Венера, которые стали известны нам только после того, как рукопись была выставлена в Нью-Йорке [18], и что это, вероятно, самая ранняя из всех четырех известных рукописей майя: в Дрезденском кодексе, как было показано Карлом Таубе, встречается иконография в астекском стиле [19]. Доктор Саэнс даровал рукопись мексиканскому правительству, но в настоящее время она томится в хранилище в Мехико [158] В 2019 году кодекс Гролье был переименован и теперь официально называется Майяский кодекс Мексики. .

И вот что забавно: если бы Брассёр де Бурбур наткнулся на кодекс Гролье, роясь в архивах в середине XIX столетия, то даже самый твердолобый ученый не сомневался бы, что это подлинник.

Я не претендую на звание великого дешифровщика, скорее, рассматриваю себя как посредника, доносящего достижения прогресса в одной области до внимания людей, работающих в другой. И все же мне удалось открыть некоторые интересные перспективы, которые ранее оставались незамеченными. Одно из таких открытий – мрачный мир классической керамики майя. Это была нетронутая область изобразительного искусства, где сверхъестественные существа совершают такие действия, о каких майянисты даже не задумывались. Кто бы осмелился вообразить, что классические правители – и боги – ставили себе галлюциногенные или опьяняющие клизмы? И все же такие шокирующее сцены вновь и вновь обнаруживаются на вазах и чашах. А кто бы мог подумать о обезьянах-писцах?

Расписная керамика показала, что простая картина небольшого пантеона божеств, созданная Шелльхасом и в значительной степени основанная на кодексах, далека от действительности: в мифологии майя сотни сверхъестественных существ, из которых многие были обитателями подземного мира. Ни один алфавит не содержит достаточно букв для их маркировки. Некоторые из богов Шелльхаса – «Бог D» (Ицамнах), «Бог L» и «Бог N» (Павахтун) – правят в Шибальбе, но помимо них мы находим фантастическое разнообразие животных, монстров и людей, часто гибридной формы [20]. Историки искусства поняли, что большая часть иконографии майя отражается в двух сферах: на костюмах царских персонажей, представленных на каменных монументах (это своеобразные виртуальные иконографические симфонии), и в изображениях на глиняной посуде.

Что касается дешифровки, то и здесь открылись новые перспективы. Так, впервые стало возможным серьезно изучать тексты на керамике, даже несмотря на то, что «основной стандарт» сопротивлялся всем попыткам взломать его более десяти лет. Имена и титулы исторических лиц были запечатлены не только на камне, но и на керамических поверхностях, а многие из диковинных сверхъестественных существ поименованы именно во вспомогательных текстах. Для эпиграфистов вселенная исследований определенно расширялась.

В то же время не стихало и брюзжание специалистов. Реакцией на неконтролируемое разграбление археологических памятников майя, приведшее к появлению на рынке керамических сосудов и распиленных, изуродованных стел, стало мощное лобби майянистов, призывавших даже не изучать этот материал, поскольку это фактически потворствует уничтожению исторического наследия. К удивлению большинства европейцев, в американской культуре укоренилась суровая пуританская черта, которая волнами прокатывается по нашей общественной жизни. Некий полевой археолог, например, не раз выражал надежду, что любой сосуд майя, добытый не археологами, будет растерт в пыль. Эти люди разбили бы Розеттский камень, потому что он не раскопан одним из археологов Наполеона.

Я не собираюсь зацикливаться на данной проблеме, тем более что она чрезвычайно сложна, а дискуссии по ней часто наводнены лицемерными высказываниями в духе диккенсовского мистера Пексниффа [159] Персонаж романа Чарлза Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита», символ лицемерия. . Но загвоздка в том, что в отношениях между эпиграфистами и специалистами по иконографии, с одной стороны, и полевыми археологами, с другой, наметился определенный разрыв, и эта трещина появилась не только из-за проблемы с грабежами. Причина гораздо глубже, и в основании ее лежал вопрос, что же должны изучать исследователи мира майя – мир правителей и знати или повседневную жизнь «обычных майя», кем бы они ни были? К концу 1980-х эта трещина превратилась в Большой каньон.

Говорят, великий Шампольон начал свою карьеру в девять лет, приступив к изучению восточных языков в Гренобле, и ему было всего семнадцать, когда он опубликовал свою первую научную статью – исследование коптской этимологии египетских топонимов, записанных греками [1]. Но и Шампольон не может сравниться с Дэвидом Стюартом, молодым майянистом, установившим новый рекорд в раннем становлении его как эпиграфиста [2].