Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В искренности этих слов не приходится сомневаться. Разлука усилила беспокойство и сострадание. Но в сердце человека умещается многое. В те же недели Хайд с болью и страстью писал женщине, с которой его связывала, возможно, единственная в его жизни любовная близость вне брака и давняя дружба. Это была леди Далкейт, урожденная Анна Вильерс, дочь двоюродного брата герцога Бэкингема, известная красотой, преданностью династии и отвагой. Она была на два года моложе Хайда. В Эксетере стала крестной матерью Генриетты, последнего ребенка в королевской семье, и после того, как Генриетта Мария скрылась во Францию, взяла на себя заботу о девочке. Получив приказ парламента доставить ребенка в семью герцога Нортумберленда, в которой воспитывались Джеймс, Елизавета и Гарри, она, переодевшись крестьянкой, отправилась во Францию вместе с девочкой. После смерти мужа в конце 1649 года, а вслед за тем тестя, графа Мортона, эта храбрая женщина унаследовала титул леди Мортон. Она оставалась воспитательницей принцессы, пока не вернулась в Шотландию в 1651 году. Письма Хайда к леди Далкейт не оставляют сомнения в его чувствах: в сентябре 1649 года он называл расставание с ней «мирской смертью» и писал: «В моем чувстве к Вам нет ревности или страха соперничества. Для меня было бы радостью знать, что у Вас есть мужчина (а он должен появиться, когда я ушел), любящий Вас, как я. Я страдаю, что у Вас нет любимого друга, от которого можно получить совет в тех обстоятельствах, в которых мы все находимся» [74, 126 ]. Увы, Эдвард и Анна не «спасли свою любовь (если она была взаимной) от мелких разговоров и обид». Нет свидетельств, позволяющих описать точно, что произошло, в общем, она сочла Хайда виновным в том, что он сорвал ее брак, которым она хотела сочетаться с лордом Беркли после смерти мужа. Леди Далкейт также обвинила Хайда, что он разрушил намеченный брак ее дочери Анны, и пожаловалась на него Карлу II после возвращения того из Шотландии. Она написала о Хайде: «Не желая уменьшить влияние этого благородного господина на Вас, позволю себе сказать, что он негодный возлюбленный» [74, 128 ]. Ответ готовил сам канцлер, написавший, что страдает от того, что она изображает его «недостойным и не заслуживающим доверия» человеком. И пожелал ей быть счастливой. Всего через несколько месяцев после этих эпистолярных страстей, в декабре 1654 года, леди Далкейт умерла от пневмонии. Её племянница Барбара Палмер родила Карлу II пятерых детей и получила титулы графини Кастлмейн и герцогини Кливленд. Хайд осуждал эту связь, что способствовало его опале. Она стала одним из врагов канцлера. Ее сестра Елизавета Вильерс стала любовницей Вильгельма III Оранского.

Счастливым для Хайда оказалось предложение лорда Коттингтона отправиться вместе с ним в Мадрид в качестве посланника Карла II. Решение было принято еще до приезда семьи из Англии. Впервые услышав об этом, Хайд улыбнулся, приняв слова Коттингтона за шутку: у него было дипломатического опыта, а иностранных языков он не знал. Монтроз считал его отъезд несвоевременным, зато другие шотландцы были рады избавиться от него. Ревностно к испанской миссии Хайда отнесся лорд Колпепер, ибо хотел быть на его месте, но Коттингтон счел Хайда более подходящим напарником. Колпепер был вынужден направиться в другую сторону — в Россию. Коттингтон, имевший посольский опыт в Мадриде при Якове I и сохранивший там связи, был немолод — ему исполнилось 75. Была известна его склонность к католичеству. О его участии в экспедиции в Ирландию или Шотландию речи не велось, но в отношениях с испанцами он мог пригодиться. Коттингтон уверял, что можно получить от испанцев ежегодную финансовую помощь, необходимую Карлу II, если «умело вести себя» с Филиппом IV Испанским, но он старик, может умереть в любой момент, поэтому один не возьмёт на себя это дело. Если в Испании Хайд получит указание присоединиться к Карлу II, он сможет сразу отплыть в Ирландию из одного из испанских портов. После нескольких обсуждений Хайд счел, что в этом проекте что-то есть, но сам обращаться к королю не захотел. Коттингтон взял это на себя, и Карл II принял идею с энтузиазмом. В описании Кларендоном причин его участия в посольстве в Испанию есть какая-то недосказанность.

Для посольства нужны деньги, чтобы раздобыть их, Хайд и Коттингтон отправились в Брюссель вручить верительные грамоты испанскому наместнику в Нидерландах племяннику Филиппа IV эрцгерцогу Леопольду Вильгельму и проживавшему там же герцогу Карлу Лотарингскому. Леопольд Вильгельм известен не только как полководец времен Тридцатилетней войны, но и ценитель искусства, создатель в Брюсселе картинной галереи, которая соперничала с коллекцией самого Филиппа IV. Встретившись с советниками наместника, англичане, хотя были приняты вежливо, почувствовали, что их миссия воодушевления у испанцев не вызывает. Им пришлось услышать о трудностях, переживаемых испанской короной, о невозможности реально помочь Карлу II. Такие разговоры Хайд объяснял влиянием испанского посла в Лондоне дона Алонсо де Карденья, сохранившего доброжелательные отношения с властями республики. Однако поездка не прошла зря: деньги удалось получить у герцога Лотарингского. Он был изгнан из своих владений Ришелье еще в 1634 году, с войском, которое он сохранил в хорошей боеготовности, находился на службе у испанцев. Будучи богат и знатен, он вел совершенно непривычный для людей его круга образ жизни. Участвуя в военных советах испанцев, он сохранил внешнюю независимость и достоинство, легко общался с народом, проживал в обычном, плохо меблированном доме, в нижней комнате которого принял посланников английского короля. Затем он сам нанес им визит. «Хоть он очень любил деньги, — писал Кларендон, но благодаря ловкости и обхождению Коттингтона он одолжил для короля две тысячи пистолей». После Брюсселя посланники вернулись в Антверпен, откуда отправились в Испанию.

Путь лежал через Францию, и Хайд посетил Генриетту Марию во дворце Сен Жермен в 19 километрах от Парижа для деликатного посредничества, касавшегося ее отношений с сыном. Поводом было то, что влияние на Карла II приобрел его новый постельничий Томас Элиот, по словам Кларендона, человек самоуверенный, легко добивавшийся удаления одних и приближения других лиц, ему полезных. Всего за месяц он стал главным фаворитом. Его рекомендации часто шли вопреки назначениям покойного Карла I и соображениям Генриетты Марии. Так, он добивался смещения с должности государственного секретаря лорда Дигби, который, как и его отец, лорд Бристоль, входил в ближайшее окружение королевы, чтобы заменить его своим тестем, неким полковником Уиндхемом. Он «нашептывал» королю, что это привлечет «многие сердца в Англии», ибо засвидетельствует, что он не игрушка в руках Генриетты Марии. Очевидно, Хайд сам воспринимал Элиота как угрозу, ибо после «жалоб Дигби» счел нужным встретиться с ней наедине. Генриетта Мария «охотно согласилась» дать канцлеру аудиенцию, в ходе которой «не без слёз» говорила о недобром отношении Карла к ней, о том, что «немыслимое» назначение Уиндхема еще больше их отдалит. Вежливо уверив Генриетту Марию в «добром и уважительном» отношении к ней Карла II, Хайд попросил разрешения рассказать ему об этом разговоре, и сразу его получил. Карл «жадно» выслушал слова королевы, но воскликнул, что не может согласиться с ее суждениями об Элиоте, который «очень честен», и если Карл I, его отец, недолюбливал его, то это целиком из-за наговоров со стороны Дигби, который без всякой причины его ненавидит. Хайд выразил надежду, что Карл II не назначит Уиндхема государственным секретарём, так как он «честный джентльмен», но совершенно не подготовлен к исполнению этих обязанностей. Заменить Николаса, исполняющего их с «рвением и честностью», было бы неблагодарностью. Карл, не сомневаясь в честности Николаса, возражал, что с этими обязанностями справится любой человек, в том числе Уиндхем, а недостаток опыта компенсирует точное следование инструкциям, которые он будет получать.