Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Какова же была степень распущенности, если этот воспитанный французским гувернером азиат мог оставаться в положении общественного и государственного деятеля?

Мастерством по устройству банкетов славился командующий армией генерал Иванов-Ринов. О великолепии этих торжеств красочно говорит счет в 200 000 рублей, предоставленный казне за два устроенных им для иностранцев банкета. Супруга этого генерала избрала себе другую специальность. Сопровождая своего мужа в его поездках на Дальний Восток, она привозила из Харбина в Омск без пошлины массу разных товаров, на открытой продаже которых зарабатывала сотни тысяч рублей.

Монополию по организации русско-японских формирований присвоил себе начальник штаба русских войск на Дальнем Востоке генерального штаба генерал Хрещатицкий. Так как всем служащим формируемых частей предполагалось платить в японских йенах, то дело это было очень выгодным и, «химически чистый» от всяких принципов генерал, добиваясь его осуществления, пошел на самые унизительные условия. Он предложил включить в каждую русскую часть пол японской роты (для усмирения) и предоставлял даже должность начальника штаба этих формирований японскому офицеру.

Настаивая перед Верховным правителем о назначении его инспектором этих формирований, Хрещатицкий докладывал, что этого его назначения требуют японцы, и при том в самой ультимативной форме, угрожая в случае неисполнения прекращением отпуска вооружения и снаряжения. Адмирал Колчак поручил своему министру иностранных дел переговорить по этому вопросу с японским представителем Такаянаги 20 , но тот категорически заявил, что ни о чем подобном японское правительство не только никогда не думало, но даже не считает себя вправе вмешиваться в этого рода дела.

Наглая ложь Хрещатицкого была таким образом изобличена и вопрос о его назначении отпал. Факта этого, однако, не только не оказалось достаточным, что бы подобного генерала выгнать с позором, но две недели спустя безвольный адмирал подписал приказ о просимом им назначении, скрыв это от своего военного министра.

Постоянно разъезжая по делам формирований между Харбином и Владивостоком, Хрещатицкий в каждую такую поездку набивал вагоны своего поезда тысячами бутылок водки, каждая из которых давала ему при продаже во Владивостоке 10 рублей чистого дохода. По этой его специальности ему дали прозвище «превосходительный спиртовоз».

Австрийский фельдшер, неожиданно для себя ставший военным специалистом, русским генерал-лейтенантом и кавалером двух Георгиевских крестов, генерал Гайда, командует самой большой и самой ответственной из Колчаковских армий. В составе ее имеется шефский полк его имени и с вензелями на погонах. Охрану его личности несет собственный конвой, который переодеть в старую форму Императорского конвоя стоило казне более трех миллионов рублей. В местах расположений своих войск Гайда захватывает все заводы и мастерские, заставляя их работать только на свои корпуса. Став владетелем единственных суконной фабрики и обозной мастерской, он не дает никому ни одной шинели и ни одной палатки, за что соседняя, западная армия оставляет его без фуража и гречневой крупы. В начавшейся борьбе игнорируются все распоряжения интендантства, и потому всякая организация правильного снабжения войск становится совершенно невозможной.

В области оперативной Гайда и его двадцати восьми — тридцатилетние генералы совершенно безграмотны. Все они, однако, считают себя полководцами, и потому не слушают и не исполняют ничьих приказаний.

Только острый конфликт с высшим воинским командованием, созданный Гайдой в 1919 году, привел к предоставлению ему экстренного поезда, с великой помпой доставившего этого военного авантюриста во Владивосток, где осенью 1919 года с целью свержения Колчака, он организовал военный мятеж.

Такие подвижники идеи и долга как генералы Прибылович 21 , Пепеляев 22 , Флуг 23 , Головин 24 и Лохвицкий 25 исчислялись даже не десятками, а единицами. «Но для восстановления страны необходимы были не единицы, а целый настил на трясину русской действительности, нужны были герои, которые, погрузившись в эту трясину, исчезли бы в ней бесследно, но положили бы начало ее укреплению, стали бы фундаментом для следующих слоев государственного строительства».

Для такого настила, однако, людей не было.

По выбору и соглашению союзников, то есть англичан, французов, американцев и японцев, Верховным правителем России и Главнокомандующим всеми сибирскими войсками был избран адмирал А. Колчак. Известный в России своими исследованиями полярных морей и другими научными работами, адмирал Колчак во все время стояния на предложенном ему высоком посту смотрел на него как на тяжелый крест. Себе он никогда и нечего не искал и готов был всем пожертвовать для счастья родины, которую любил всеми фибрами своей души. Но этот истинный рыцарь долга был человеком бессистемным, безвольным и беспамятным, по-детски благородно доверчивым. Он вечно метался в поисках лучших решений и спасительных средств и вечно обманутый жизнью и обманываемый людьми, он был неспособен разобраться в обстановке и не видел того, что творилось вокруг него и его именем. К этому человеку нужна была крупная поправка в лице его ближайших помощников, но Совет министров, составлявших его правительство, сложился из самых второстепенных ничтожеств, деловой бездарности, людей бесцветных и импотентных, преследовавших, за единичными исключениями, только личные интересы, и руководствовавшихся честолюбивыми целями.

На заседаниях в угоду Верховному правителю обычно расписывалось полное благополучие на фронтах, быстрое оздоровление армии и произносились патриотические речи, заканчивавшиеся выражениями готовности выхода всех министров с винтовками в руках. Порождаемым надеждам адмирал радовался как ребенок. Непонимание жизни и исторической обстановки было полное.

Один из наиболее вредных людей окружения Колчака был его министр иностранных дел Сукин 26 . Неглупый человек, он скоро познал слабые стороны адмирала и, играя на его любимой мечте о возвращении России всех отошедших от нее областей, скоро приобрел большое влияние и силу. На одном из докладов по своему министерству Сукин заявил, что финляндский генерал барон Маннергейм 27 предлагал Верховному правителю через нашего дипломатического агента двинуть в Петербург стотысячную Финляндскую армию, прося за услугу только признание Колчаком независимости Финляндии. С гордым видом Сукин заявил, что генералу Маннергейму был послан такой ответ, который отучит его на будущее время обращаться с подобного рода дерзкими и неприемлемыми для державной России предложениями, а по его сияющей физиономии и тону было видно, что главную роль в этом ответе сыграл он.