Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

С наступлением теплого времени вся Сибирь покрывалась очагами анархии и восстаний, места которых заведующий сводкой офицер наносил красными точками на висевшей в кабинете Верховного правителя большой карте. Покрывая ее все гуще и гуще, болезненная сыпь эта свидетельствовала об отравлении крови всего крестьянского организма огромной страны. Симптом тем более грозный, что без доброжелательного отношения населения успех на фронте был недостижим.

Изменить создавшееся в Сибири к лету 1919-го года положение вещей могли только переворот или оккупация страны союзниками. Первый исключался всей обстановкой, отсутствием людей и реальной силы. Препятствием для второй являлись политические взаимоотношения соперничавших между собой союзников.

На территории Сибири в 1919-м году был сорокатысячный корпус чехословаков, охранявших сибирскую железнодорожную магистраль, по которой союзники обязались доставить его во Владивосток и оттуда отправить на родину. Благодаря чехословакам железная дорога оказалась тем единственным в Сибири учреждением, которое сохранило свою дееспособность и до конца управлялось знающими и надежными руками.

Кроме того, корпуса союзников сосредоточили в Сибири и собственные отряды, но весьма незначительные по количеству штыков, они никакого военного значения не имели. Активного участия в борьбе с красными они не принимали и всю свою деятельность направили к тому, чтобы ввести некоторую организованность в управление краем и русскими войсками. Попытки эти, предпринимавшиеся по очереди французами, англичанами и японцами, никому из них не удались.

Привыкший к системе представитель Англии генерал Нокс 28 , возражая против передачи русским властям распределения присылаемого союзникам снаряжения, доказывал, что русские не умеют распределять своих запасов, и что он не желает, чтобы английское снаряжение распылялось без толка и пользы. Когда затем корпус генерала Каппеля 29 , одетый самим генералом Ноксом в новое с иголочки английское снаряжение, полностью перешел к красным, то среди русских нашлись шутники, давшие Ноксу прозвище «красный интендант», и составившие пасквильную грамоту на его имя, в которой Троцкий благодарил генерала за доставленное красным превосходное снаряжение. Хулиганское зубоскальство это, конечно, тотчас же стало известно Ноксу, и на состоявшемся совещании всех союзников по вопросу о разверстке оказываемой ими помощи, английский генерал заявил, что никакой помощи вообще оказывать не стоит, так как большая часть всего доставленного неизменно попадает в руки красных. С этого времени свелось почти на нет и значение союзников, как снабдителей военным снаряжением.

Вместо вождя — честный, но дряблый и безвольный человек, вместо правительства — говорильня из честолюбцев и эгоистов, вместо закона, порядка и хлеба — порка, сожжение деревень, расстрелы и насилие, вместо единения — подозрительность и злоба, зависть и сведение личных счетов, вместо служения родине — общий нравственный развал, шкурничество и ужасающая недобросовестность. «Даю все, — скорбит военный министр, — право, деньги, вагоны, материалы, а взамен прошу только побеспокоиться, подумать, сделать, что возможно, но в ответах натыкаюсь только на равнодушие и лень».

«Белое движение дало Сибири спекулянтов, торговлю вагонами, предательство родины, насилие, отсутствие забот о населении, голод и общую анархию. Для того чтобы вывести белое дело на прямую дорогу, нужен был гигант наверху и целая плеяда добросовестных и знающих исполнителей внизу. Вместо этого вижу гниль, плесень, лень, недобросовестность, интриги, взяточничество, взаимную грызню и торжество эгоизма, беззастенчиво прикрываемое великими и святыми лозунгами. Рыцари долга — зубры среди всего этого смрада, капли среди моря общей грязи, соринки среди кучи мусора».

Горечью и болью звучат последние страницы дневника (осень 1919-го года) покинувшего свой пост военного министра. «Я всегда боялся, — пишет он, — доживания жизни, потери веры в будущее, и эта опасность теперь на меня надвинулась во всем ее ужасе. До Омска у меня украли прошлое. Омский период украл будущее, разбил последние иллюзии, лишил последних надежд… Смертельный яд безысходного отчаяния я выпил в бессонные ночи подведения омских итогов».

Потеря в лице ушедшего министра хорошего работника не очень огорчила адмирала Колчака, но, заметил он: «У него был несносный характер, и он всегда со всеми ссорился».

Кто достоин большего сожаления: тот ли, кто не видит в окружающей его жизни ничего, или тот, кто видит ее слишком ясно и читает в ней слишком много?

С осени 1919-го года события в Сибири стали развиваться в ускоренном темпе. Северная армия, после удаления окончательно вышедшего из повиновения генерала Гайды, совершенно расстроенная, была уведена в глубокий тыл. Западная — беспорядочно отступала от Челябинска, а южная, отрезанная красными от западной, пробивалась окружным путем к городу Омску. Всего за несколько дней до вступления в него красных войск (14 ноября 1919 года), адмирал Колчак в торжественном заседании категорически заявил, что он не допустит сдачи города и что «потеря этого центра являлась бы тяжелым ударом всему делу возрождения русской государственности». Единственный из всех военных начальников, высказавшихся за возможность обороны города, генерал Сахаров 30 , был назначен Главнокомандующим, а сам Колчак уехал на фронт к отступавшим войскам.

10-го ноября правительство переехало из Омска в Иркутск, а адмирал в поезде у Нижне-Удинска ожидал прибытия остатков своих армий, шедших под командой генерала Каппеля. У города Красноярска войска Каппеля были задержаны генералом Занкевичем 31 , поднявшим мятеж с требованием низложения Колчака. Одновременно в Иркутске социалисты-революционеры свергли его правительство и, дав вновь избранному название «Правительственный Центр», объявили его суверенной властью всей Сибири.

Во всей стране царили такое разложение и такая анархия, что местные власти стали обращаться к союзникам с просьбой о вмешательстве. Управление железными дорогами просило заступничества от распущенных военных банд, не слушавших ничьих распоряжений, угрожавших поркой при малейшем возражении на их нелепые требования и грозивших своими безобразиями остановить все движение по единственной в стране железнодорожной магистрали. Приморская земская управа просила иностранных консулов добиться увода из областей всех русских войск, чинивших над населением невероятные насилия, безобразничавших и сжигавших целые деревни.