Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Даже кругосветное путешествие наследника российского престола великого князя Николая Александровича Романова, совершенное им в 1890–1891 гг., вызвало подозрения у британских властей. «Я не в восторге от этого тура цесаревича, — писал Кросс Лэнсдауну 7 ноября 1890 г. — Конечно, дело не в его личности, а в сопровождении. Я полагаю, нам следовало бы прикомандировать к путешественникам двоих русскоговорящих англичан, Уоллеса и Гардинга, чтобы избежать всякого недоразумения и при любых обстоятельствах быть способными наблюдать и охранять их» [802].

С целью предотвращения вспышки антибританских настроений среди индийских князей, Лэнсдаун организовал дурбар , или съезд местных правителей, в 1892 г. Пресловутая русская угроза Индии, усиленная политическим сближением Петербурга и Парижа, стала одним из главных пунктов неформальной повестки дня высокого собрания [803]. В связи с последним обстоятельством, надо сказать, что еще в 1886 г. тогдашний министр по делам Индии лорд Кимберли заявил, что враждебность Франции к Британии повсюду играет на руку России, а руководитель военной разведки генерал-майор Г. Брэкенбери признал в одном из секретных докладов, что наихудшей комбинацией, опасаться которой у британцев есть все основания, стал бы союз Франции и России. Частный визит, совершенный в Россию осенью 1887 г. лордом Р. Черчиллем с целью зондажа стратегических планов России в Европе и Азии, также подтвердил эти опасения [804].

Меморандум все того же Брэкенбери от 7 августа 1887 г. на имя военного министра Эдварда Стэнхопа содержал критическую оценку пассивной позиции Кабинета относительно завершения делимитации северо–3ападной границы Индии и Афганистана, которая, по его мнению, могла бы уменьшить амбиции русских на Среднем Востоке [805]. Любопытно, что в то же время воинственные голоса на берегах Темзы предлагали поделить Памир между Великобританией, Китаем и Францией, чтобы «покончить с грабежами, насилием и угнетением, столь характерными для государств, расположенных в британо-русско-китайском пограничном пространстве» [806].

Оборонительные проекты, подготовленные главнокомандующим англо-индийской армией генералом Ф. Робертсом в начале 1890-х гг. для отпора возможной русско-французской атаки на Индию [807], вызвали оживленную дискуссию в правящих кругах Соединенного Королевства. Как, например, Кимберли писал Лэнсдану в июле 1893 г.: «Не может быть, я полагаю, ни малейшего сомнения, что эта страна не пойдет на войну с Россией за Шугнан и Рошан, тем более, что происходящее сейчас с Сиамом подчеркивает важность воздержания от ссоры с Россией (имеется в виду англофранцузский конфликт вокруг сфер влияния этих держав в Индокитае. — Е.С .). Альянс между Россией и Францией является, возможно, самой значительной из всех комбинаций против нас. Я опасаюсь, что наши сильно натянутые отношения с Францией, во всяком случае, сделают Россию менее сговорчивой» [808].

Аналогичным образом Керзон предупреждал правительство в своих статьях и публичных выступлениях против совместного русско-французского нападения на Индию с северо–3апада и юго-востока, а именно, из Туркестана и Индокитая. Опубликованная в популярном общественно-политическом журнале Найнтинс Сенчури ( The Nineteenth Century ) за август 1893 г., его статья по этому вопросу привлекла особое внимание российской дипломатической миссии на берегах Темзы [809].

Но еще раньше, летом 1891 г., произошли события, которые стимулировали интерес правящих кругов и общественности к проблеме окончательного разрешения памирского вопроса в качестве составной части более крупной проблемы обеспечения обороны Индии. Речь идет о действиях отряда под командованием полковника М.И. Ионова, командира Второго Туркестанского линейного батальона, который направился в район Южного Памира как раз с целью разведки «ничейных» земель в пограничном пространстве между владениями России, Британии, Афганистана и Китая. Отодвинув рубеж Российской империи максимально на юг, Ионов и его казаки начали воздвигать пограничные столбы высоко в горах, вынудив цинских подданных силой оружия ликвидировать свой наблюдательный пост в этом районе. Кроме того, встретив британскую экспедицию во главе все с тем же Янгхазбендом и еще одним исследователем Дэвисоном, которые направлялись в ту же область Памира, что и русские, Ионов фактически арестовал и депортировал англичан за, как он выразился, «недозволенную властями России деятельность на русской территории». Раздосадованные этой провокационной, по их мнению, акцией и напуганные поступившей разведывательной информацией, которая впоследствии оказалась ложной, о царских войсках, получивших приказ усилить отряд Ионова и продвигаться с ним далее на юг к Гилгиту, чтобы «захватить форты, прикрывавшие горные проходы, ведущие в Индию», Кабинет тори выступил с чрезвычайно энергичным протестом против политики «свершившихся фактов». Как было сказано в ноте Форин офис, она угрожала привести две империи к открытому разрыву всех ранее заключенных русско-британских соглашений [810]. По воспоминаниям генерала Робертса, он и его штаб пребывали в полной готовности «воевать с русскими» осенью 1891 г. В качестве ответного удара британский экспедиционный корпус осуществил молниеносный, учитывая сложные погодные условия, марш на Хунзу, занявший ноябрь и декабрь того же года. Власть местного правителя Сафдар Али-хана была свергнута, сам он бежал, а его преемник подписал с представителями индийского правительства соглашение о присоединении территории ханства к Раджу [811]. Хотя консул Петровский запугивал цинские власти в Синьцзяне возможным захватом царскими войсками Сарыкола и других пограничных укрепленных пунктов на Памире, стремясь инспирировать их протест против британской оккупации Хунзы, ему не удалось подбить цинские власти на прямое военное противодействие англичанам в интересующем нас регионе [812].

Не вдаваясь в изложение всех перипетий конфликта вокруг памирских походов Ионова, детально описанных отечественными и зарубежными историками [813], отметим, что очередной кризис в англо-русских отношениях, на этот раз по вопросу о разграничении территории Памира, привел обе стороны, как это уже бывало не раз, за стол переговоров. Однако если царские дипломаты настаивали на строгом соблюдении соглашения Грэнвилл — Горчаков, эксперты Форин офис указывали на возникшие новые обстоятельства стратегического, экономического и этно-конфессионального характера, которые изменили положение дел в пограничном регионе. Начавшиеся зимой-весной 1891–1892 гг. консультации оказались вскоре прерванными из–3а русского продвижения на юг в районе верхнего течения Амударьи [814].