Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Ответной мерой, разработанной Керзоном, явилась отправка в регион новейшего броненосца Ренаун ( Renown ) из состава Ост-Индской эскадры. Тем не менее, как сообщают источники, власти Персии и арабские шейхи фактически проигнорировали его прибытие в воды Персидского залива. «Неужели мы отдадим Бендер-Аббас России?» — вопрошали журналисты в своих комментариях сложившейся ситуации для ведущих газет [918].

Вот почему потребовалось специальное заявление министра иностранных дел лорда Лэнсдауна в парламенте 5 мая 1903 г. Основываясь на аргументации Керзона, главным тезисом которого являлось утверждение о необходимости обороны Индии на дальних подступах к ней, имея в виду и Персидский залив [919], глава Форин офис предупредил державы против любых попыток создания военной базы или аренды морского порта на юге Персии, либо небольших островах в Персидском заливе, которые будут расценены Лондоном как «очень серьезная угроза британским интересам» и получат отпор всеми имеющимися в распоряжении империи средствами. Для смягчения языка угроз, столь нетипичного для британского дипломатического протокола, Лэнсдаун объявил о том, что правительство Его Величества Эдуарда VII гарантирует права свободной торговли и предпринимательства в этом регионе всем иностранным частным компаниям и лицам [920].

«Декларация Лэнсдауна», как назвали это заявление современники, вызвала прилив энтузиазма у «настоящих империалистов». «Вы можете судить, какое удовлетворение я чувствую, — заметил Керзон в письме Солсбери вскоре после выступления Лэнсдауна. — Это то, за что я выступал, используя аналогичный язык, который стал известен благодаря моей книге одиннадцать лет назад; это то, что я отстаивал и что просил во многих письмах Вам на протяжении последних четырех лет…, и поэтому… я не могу не поздравить также лично себя» [921].

Нельзя отказать вице-королю Индии в справедливости такого суждения. Ведь наряду с участием в дипломатической борьбе вокруг получения концессии на строительство Багдадской железной дороги в начале 1900-х гг., речь о которой пойдет в следующей главе, он совершил трехнедельный вояж в Персидский залив, который, очевидно, стал последним аккордом Большой Игры на Среднем Востоке перед началом Русско-японской войны. Надо сказать, что этот инспекционный тур был впервые предложен Керзоном для утверждения Уайтхоллом еще в мае 1901 г., то есть именно тогда, когда корабли российского флота обозначили свое присутствие в водах залива. Однако участие Великобритании в конфликте на юге Африки стало основным аргументом Солсбери и Лэнсдауна, чтобы наложить вето на это предприятие. Двумя годами позже, после майской декларации главы Форин офис и ухода в отставку престарелого лидера консерваторов, Керзон посчитал, что пришло время «показать Юнион Джек» в портах Персии и арабских эмиратов залива. На этот раз у Кабинета Бальфура, сменившего Солсбери в премьерском кресле, не нашлось аргументов, чтобы удержать предприимчивого вице-короля [922].

16 ноября 1903 г. Керзон в сопровождении супруги отплыл из Карачи на флагмане Ост-Индской эскадры — броненосце Гардинг ( Hardinge ) с эскортом, состоявшим из четырех боевых кораблей. Его путь лежал через Персидский залив с посещением султаната Маскат, а также эмиратов Кувейт и Шарджа. Флагманский линкор также бросил якорь в Бендер-Аббасе и Бушире, хотя сам вице-король отменил высадку на берег в последнем из упомянутых портов из–3а интриг российского консула в Бушире Н. Пасека [923].

Историки расходятся в оценках «скрытой повестки» персидского вояжа Керзона. Современный автор Д. Гилмор, например, рассматривает ее как исключительно церемониальное событие или даже прогулку, хотя и признает, что «турне также предоставило возможность для военного флота изучить стратегическую ситуацию в заливе на случай обороны от атаки русских» [924]. Первый биограф вице-короля лорд Рональдсхэй, напротив, уверен, что великая заслуга Керзона состояла в расстройстве замыслов России подчинить Персию и приобрести морскую базу в заливе [925]. Советские историки, как, скажем Г.Л. Бондаревский, обвиняют вице-короля в решающем противодействии осенью 1903 г. наметившегося было англо-русского диалога, который можно рассматривать в качестве прелюдии к официальным переговорам 1906–1907 гг. [926]

С нашей точки зрения, поездка Керзона имела большое значение в двух аспектах: во-первых, она высветила региональные проблемы, с которыми все больше и больше сталкивалась Великобритания, оставаясь в «блестящей изоляции», а, во-вторых, подготовила аргументацию английской стороны для обсуждения персидского вопроса на переговорах с Россией, положивших конец соперничеству двух империй в Азии.

«Страна снегов» или «Сердце Азии», как европейцы обычно называли Тибет, всегда привлекал их устремления, представляя собой загадочное, трудно доступное высокогорное плато, которое со второй половины XVIII в. находилось под контролем Цинской империи. Слухи и свидетельства о баснословных минеральных богатствах Тибета вместе со старинными легендами о необычных жителях этой страны, управлявшейся духовным авторитетом Далай-ламы, вдохновляли путешественников из Европы на все новые экспедиции для открытия «затерянного мира» [927].

Существование Тибета в изоляции от внешнего влияния, кроме зависимости от маньчжурской династии, а также его стратегическое значение как естественного препятствия на северо-восточной границе Раджа , побудило правительство Индии еще в 1863 г. учредить тренировочный центр в пригороде Симлы, чтобы, как уже говорилось в предыдущих главах, обучать наиболее способных представителей местного населения выполнять разведывательные функции в качестве пандитов. Существенно, что помимо сведений по географии и этнографии в тех местностях, которые они посещали, им удалось обнаружить крупные залежи золота и серебра в верхнем течении трех великих азиатских рек — Инда, Сатледжа и Брахмапутры на высоте 16 тыс. 300 футов (более 5 тыс. метров) [928]. По сведениям Экая Кавагучи, буддистского монаха из Японии, получившего консультации у наиболее известного пандита Сарата Чандра Даса перед посещением Лхасы в 1901–1903 гг. под личиной китайского лекаря, тибетцы в течение нескольких десятилетий разрабатывали золотые рудники недалеко от столицы под контролем цинских властей [929].

Со своей стороны, петербургский Кабинет старался нейтрализовать политические и экономические планы англичан в Тибете прежде всего из опасений, что Лондон сможет тогда манипулировать «адептами ламаизма», проживавшими на территории Российской империи [930]. Симптоматично, что секретная записка, составленная в апреле 1878 г. чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе Туркестана Н. Головиным и направленная в Азиатскую часть Главного штаба, рассматривала Тибет как будущую арену Большой Игры, поскольку именно туда регулярно вторгались войска правителей Кашмира и Непала при невмешательстве вице-королей Индии. Кашмирцы и непальцы разоряли поселения и нарушали нормальный цикл сельскохозяйственных работ, а цинские власти большей частью устранялись от противодействия этим вторжениям, заставляя поверить в номинальный характер «сюзеренитета» маньчжурской династии. Поэтому Головин имел все основания утверждать, что: «Индийские властители, находящиеся в полной зависимости от Англии (как магараджи Кашмира или Непала. — Е.С .), пользуются всяким предлогом для притеснений буддистов, вынуждая, например, уплату податей непременно золотом, отягощая личными повинностями. Англичане также без всякого снисхождения относятся к буддизму, разоряя даже те памятники буддистского господства, которые сохранялись с древних времен, и, не задумываясь, обременяют буддистов чрезмерными за последние годы тягостями, особенно после Якуб-бековского появления в Кашмире, при постоянных сношениях по доставке англичанами орудий, инструкторов, разных снарядов (так в тексте. — Е.С .) и пр., по перевозке посольств Форсайта и Шоу через Гималаи и необычных передвижениях между Индией и Кашгарией» [931].