Елена Калири - Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии

Как уже отмечалось, оценивая фигуру Одоакра маргинальная редакция Continuatio Prosperi использует язык, по тональности и смыслу очень близкий к применяемому сенатскими послами, отправившимися, согласно сообщению Малха, в Константинополь в попытке получить правовую санкцию для нового устройства, установившегося на Западе после устранения Ореста.

Этот мучительнейший отрывок филадельфийского историка передан нам константиновскими Excerpta de legationibus :

Ὅτι ὁ Αὔγουστος ὁ τοῦ Ὀρέστου υἱὸς ἀκούσας Ζήνωνα πάλιν τὴν βασιλείαν ἀνακεκτῆσθαι τῆς ἕω τὸν Βασιλίσκον ἐλάσαντα, ἠνάγκασε τὴν βουλὴν ἀποστεῖλαι πρεσβείαν Ζήνωνι σημαίνουσαν, ὡς ἰδίας μὲν αὐτοῖς βασιλείας οὐ δέοι, κοινὸς δὲ ἀποχρήσει μόνος ὢν αὐτοκράτωρ ἐπ' ἀμφοτέροις τοῖς πέρασι. с.54 τὸν μέντοι Ὀδόαχον ὑπ' αὐτῶν προβεβλῆσθαι ἱκανὸν ὄντα σώζειν τὰ παρ' αὐτοῖς πράγματα, πολιτικὴν' ἔχοντα ‘σύνεσιν' ὁμοῦ καὶ μάχιμον· καὶ δεῖσθαι τοῦ Ζήνωνος πατρικίου τε αὐτῷ ἀποστεῖλαι ἀξίαν καὶ τὴν τῶν Ἰταλῶν τούτῳ ἐφεῖναι διοίκησιν. ἀφικνοῦνται δὴ ἄνδρες τῆς βουλῆς τῆς ἐν Ῥώμῃ τούτους ἐς Βυζάντιον κομίζοντες τοὺς λόγους, καὶ ταῖς αὐταῖς ἡμέραις ἐκ τοῦ Νέπωτος ἄγγελοι τῶν τε γεγενημένων συνησθησόμενοι τῷ Ζήνωνι καὶ δεόμενοι ἅμα ταῖς ἴσαις τῷ Νέπωτι συμφοραῖς χρησαμένῳ συσπουδάσαι προθύμως βασιλείας ἀνάκτησιν, χρήματά τε καὶ στρατόν ἐπὶ ταῦτα διδόντα καὶ τοῖς ἄλλοις, οἷς δέοι, συνεκπονοῦντα τὴν κάθοδον. ταῦτά τε τοὺς λέξοντας ὁ Νέπως ἀπέστελλεν. Ζήνων δὲ τοῖς ἥκουσι τοῖς μὲν ἀπὸ τῆς βουλῆς ἀπεκρίνατο ταῦτα, ὡς δύο ἐκ τῆς ἕω βασιλέας λαβόντες τὸν μὲν ἐξηλάχασιν, Ἀνθέμιον δὲ ἀπέκτειναν. καὶ νῦν τὸ ποιητέον αὐτοὺς ἔφη γινώσκειν. οὐ γὰρ ἂν βασιλέως ἔτι ὄντος ἑτέραν ἡγήσεσθαι γνώμην ἢ κατιόντα προσδέχεσθαι· τοῖς δὲ ἐκ τοῦ βαρβάρου ὁτι καλῶς πράξοι παρὰ τοῦ βασιλέως Νέπωτος τὴν ἀξίαν τοῦ πατρικίου δεξάμενος Ὀδόαχος· ἐκπέμψειν γὰρ αὐτὸν, εἰ μὴ Νέπως ἐπεφθάκει. ἐπαινεῖν δὲ ὡς ἀρχὴν ἐπιδέδεικται ταύτην τοῦ τὸν κόσμον φυλάττειν τὸν τοῖς Ῥωμαίοις προσήκοντα, καὶ πιστεύειν ἐντεῦθεν ὡς καὶ τὸν βασιλέα τὸν ταῦτα τιμήσαντα καταδέξοιτο θᾶττον, εἰ ποιεῖν θέλοι τὰ δίκαια. καὶ βασίλειον γράμμα περὶ ὧν ἠβούλετο πέμπων τῷ Ὀδοάχῳ, πατρίκιον ἐν τούτῳ τῷ γράμματι ἐπωνόμασε. ταῦτα δὲ συνεσπούδαζε τῷ Νέπωτι ὁ Ζήνων ἐκ τῶν ἑαυτοῦ κακῶν τὰ ἐκείνου οἰκτείρων καὶ τό γε κοινὸν τῆς τύχης εἰς ὑπόθεσιν ἔχων τῷ δυστυχοῦντι συνάχθεσθαι. ἄμα δὲ καὶ Βηρίνα συνεπώτρυνε τοῦτον τῇ Νέπωτος γυναικὶ συγγενεῖ οὔσῃ συσπεύδουσα [312] [313].

После того, как были убиты Орест и его брат Павел, в Константинополь было отправлено посольство, состоящее из выдающихся представителей римской сенаторской аристократии, чтобы вернуть императорские инсигнии, vestis regis [314]и ornamenta palatii [315], в акте формального подчинения, засвидетельствовав тем самым отказ от августа на Западе и признавая в лице Зенона единственного императора, μόνος и κοινὸς αὐτοκράτωρ [316], для обеих частей империи. Как это ни парадоксально, возникла ситуация, диаметрально противоположная той, которой был отмечен 467 год, когда отправленное из Рима сенаторское посольство официально просило восточного императора прислать на Запад августа в лице Антемия. Разные времена, разные герои. Или, быть может, к 476 году созрело осознание естественного, неизбежного прерывания — мы не знаем, воспринятого ли как временное или окончательное, — Hesperium imperium . В отличие от других генералиссимусов варварского происхождения, фактически державших бразды правления государством благодаря избранию императорами легко управляемых марионеток, прикрываясь которыми они могли реально распоряжаться властью, следуя собственной линии и собственным интересам, Одоакр совершил непривычный, никогда до него не реализованный жест разрыва: возвратил императорские инсигнии в Константинополь и осуществил передачу западного суверенитета на Восток. Такие действия следует рассматривать исторически и с учетом их революционного значения; они раскрывают, прежде всего, твердое понимание границ, в рамках которых было возможно осуществление им власти. Ясно, что варвар, избранный rex своими многонациональными войсками, не мог стремиться к пурпуру. Кассиодор сокращает сообщение Малха, утверждая, что Одоакр принял nomen regis … cum tamen nec purpura nec regalibus uteretur insignibus [317]. Действительно, решительно укоренилась идея о том, что варвар никогда не может претендовать на звание августа. В недавнем прошлом даже такие личности, как Аспар и Рицимер, а до них Стилихон, хотя и обладали прочнейшей личной властью, не позволяли себе прельститься ὕβρις [318]и попасться в сети вожделения трона [319]. Разрыв с прошлым заключался, таким образом, в пренебрежении теми институциональными фикциями, которыми отличалась практика прежних лет; с другой стороны, было бы неосмотрительно идти по проторенному другими пути, найдя какого-нибудь представителя римской nobilitas [320], заслуживающего доверия и солидного в плане социокультурной идентичности, чтобы возвести его на трон, но также достаточно слабого, чтобы его контролировать, направлять и оказывать влияние. Проведенные эксперименты оказались опасными и, главное, безуспешными. Отсюда, как уже было сказано, жест разрыва [321]. Не вызывает, таким образом, сомнений, что замысел, постановку и координацию этой операции, отправки сенаторской миссии, следует полностью приписать Одоакру. Однако согласно тому, что сообщает Малх, юный Ромул был тем, кто, узнав о возвращении Зенона на трон, заставил (ἐνάγκασε) βουλή [322]отправить посольство на Восток. Вряд ли заслуживает доверия, что ребенок, только что ставший благодаря Одоакру сиротой, чья институциональная роль не была признана Константинополем, мог поручить сенату миссию, которая просила бы санкционировать конец суверенитета на Западе. Но и для того, чтобы признать, что Ромул Августул, по крайней мере, номинально, просил узаконить status quo на Западе, необходимо предположить, что известие о реставрации Зенона пришло в Италию в чрезвычайно короткие сроки. В самом деле, император-исавр, в 474 году занявший трон сначала вместе с маленьким Львом, а затем, после смерти сына, один, ненавидимый сенаторской аристократией и мало любимый также народом и армией, после всего лишь одного года царствования был вынужден бежать в Исаврию вследствие заговора, составленного его тещей Вериной, ее братом Василиском, генералом Иллом и Теодерихом Страбоном. Только благодаря раздорам между заговорщиками и их неспособности составить общую стратегию Зенону удалось вернуться в Константинополь, убедив Илла поддержать его дело, подкупив Армата, племянника Теодериха [323], и окончательно победив Василиска и его сына Марка в августе 476 года. Вероятно, он вновь обрел власть осенью того же года [324], стало быть, незадолго до того, как было отправлено сенаторское посольство. Следовательно, Запад был своевременно проинформирован о его реставрации. По этой причине, но прежде всего из-за сложной и своеобразной ситуации с императором-ребенком, следует заподозрить возможную ошибку со стороны компилятора excerpta филадельфийского историка; в прошлом уже Нибур, озадаченный тем, что инициатива отправить посольство на Восток была предпринята Ромулом [325], предположил, что в рассматриваемом отрывке ὁ Αὔγουστος ὁ τοῦ Ὀρέστου υἱὸς было записано ошибочно вместо Ὀδόαχος. Существо проблемы сводится к институциональной легитимности: на каком основании мог бы заставить — что подчеркивает значение глагола ἀναγκάζω — Ромул [326], который был puer, у которого только что были убиты отец и дядя, чье положение на Западе была нелегитимным, поскольку его избрание не было признано правительством в Константинополе? Ромул, как мы видели, пропадает из свидетельств источников [327], исчезает как тень, и только Anonymus Valesianus упоминает о нем в связи с его ссылкой в Кампанию с parentes и, прежде всего, с годовым доходом в шесть тысяч золотых солидов. Поэтому следует исключить любое его участие в официальной жизни государства, независимо от того, что клеймо нелегитимности, отягощавшее переворот, совершенный его отцом Орестом, сместившим законного императора Юлия Непота, казалось к тому же подтвержденным подозрительными контактами, предполагаемыми или реальными, или, как знать, искусно распущенными о них слухами, с фрондой Василиска. Разумно, напротив, полагать, что Одоакр, основываясь на сложившемся соотношении сил и поддержанный своими многонациональными войсками, мог потребовать, чтобы сенаторы отправились в Константинополь с просьбой о легитимации его положения. В поддержку такого предположения служит тот факт, что касающийся этого посольства фрагмент Кандида упоминает лишь одного Одоакра [328]. В любом случае очевидно, что, вне зависимости от внешней формы, постановщиком этого действа был Одоакр, либо лично, либо посредством Ромула заставивший сенат информировать Зенона о новой ситуации на Западе. Но самый, возможно, значимый аспект этого посольства заключается в возобновленной (реальной или только внешней?) политической роли сената, который действует в качестве посредника, возвращается к выработке и приданию стратегического направления западным институтам, предлагает ликвидацию западного суверенитета и воссоединение властей в императоре Константинополя, и добивается признания политической роли в τῶν Ἰταλῶν διοίκησις Одоакра, за которым признавалась πολιτικὴ σύνεσις. Настойчивость на единстве империи, на том, что западная βασιλεία больше не является необходимой, но будет достаточно μόνος αὐτοκράτωρ, позволяет утверждать, что сенаторское посольство в какой-то мере санкционировало своего рода приостановление в институционально-юридическом отношении римской империи на Западе [329]. Следует отметить, что сенаторское посольство никоим образом не принимало во внимание фигуру Непота. Восстановление единства империи, воссоединение власти в лице одного лишь Зенона фактически отстраняло Непота, за которым не признавалось никакого авторитета и никакой роли. Напротив, Восточная империя продолжала отстаивать его должность, несмотря на то, что в результате переворота Ореста она была временно ограничена Далмацией. Западные послы не упоминают ни о его легитимности, ни даже о его существовании. Все же добровольная ссылка Непота в Далмацию не сопровождалась заявлениями ни о том, что он ратифицировал отставку, ни о том, что он официально отказался от атрибутов своей верховной власти. Притязания Ореста, присвоившего себе primatum omnemque dignitatem [330]и возведшего сына, хотя и puer , в императорское достоинство, формально были незаконными, и Непот, хотя и privatus a regno [331] [332], все еще был законным императором pars Occidentis . Но это никак не учитывалось послами сената, по мнению которых осуществлять власть надлежало Одоакру — вот тот выбор, который они представляли на утверждение восточному императору. Они, действительно, заявили перед Зеноном о его качествах [333], поскольку, с их слов, он был ἱκανός [334]— примечательно использование этого прилагательного — позаботиться о pars Occidentis , σώζειν τὰ παρ' αὐτοῖς πράγματα [335]. Далее римские сенаторы просили, чтобы ему было предоставлено достоинство патриция и обязанности по управлению τὴν τῶν Ἰταλῶν διοίκησιν [336]— выражение, которое, по мнению многих ученых, не носило общего характера, но указывало на территориальную основу осуществления им своих полномочий [337]. Предоставление Одоакру управления τῶν Ἰταλῶν διοίκησις было, таким образом, официально испрошено и поддержано римской сенаторской аристократией, умолявшей об объединении суверенитета двух империй в одном лице, с поручением, однако, осуществления местной власти Одоакру в качестве царского чиновника с рангом патриция [338]. В этой связи следует особо отметить, что, согласно сообщению Малха, Зеноном, в зависимости от случая, был дан двоякий ответ: с одной стороны, обращаясь к посланцам сената (τοῖς μὲν ἀπὸ τῆς βουλῆς), он напомнил им, что из числа двух полученных с востока императоров один (Непот) был ими изгнан, а другой (Антемий) убит; с другой стороны, он отослал посланцев варвара (τοῖς δὲ ἐκ τοῦ βαρβάρου) за предоставлением достоинства патриция к Непоту. В лице Юлия Непота еще был жив законный император Запада, у которого Одоакр и должен просить предоставления достоинства patricius . Однако в βασίλειον γράμμα, частном письме, Зенон все же обратился к нему, называя таким титулом [339]. Таким образом, Непот привлекается к делу только восточным императором, все еще наделяющим его миропомазанием институциональной легитимности. Но это происходит лишь на словах, только потому, что одновременно с западным посольством в Константинополь прибыли и его посланники. Из своей далматинской ссылки он просит помощи и военной поддержки, заявляя о своем полном праве на верховную власть на Западе и утверждая свое легитимное положение, тем самым неявно исключая всякую возможность принятия и признания изменения баланса и той системы, которую пришлось создать в Италии. Также и в этом случае Зенон играл роль образцового эквилибриста: слова утешали, но карманы оставались зашитыми. Тарасикодисса [340], только что вернувшийся на трон и осознающий еще живую нестабильность, никогда не подпитывал очаги, которые могли яростно разгореться и стать неуправляемыми; вследствие этого ответ Непоту был любезным, но ничего не стоящим: идеальная солидарность, но никакой военной помощи, никакой организационной поддержки [341].