Эмманюэль Ле Руа Ладюри - История регионов Франции

1940–1944! Как и в Эльзасе, здесь понадобилось быть завоеванными (и это завоевание, если подводить итоги, оказалось на редкость непродуктивным и самоубийственным) нацистской Германией, отправлявшей молодых жителей Мозеля на верную гибель на русский фронт и ставившей Лотарингию в подчинение гитлеровскому пангерманизму, радикальному и угнетающему, чтобы искоренить впоследствии, начиная с 1945 года (Мец был освобожден только в ноябре 1944 года), ирредентизм, который внедрила в регионе за столетие до того власть Бисмарка, проявившая себя как ученик чародея в грядущих катастрофах: это последнее немецкое завоевание в 1940–1944 годах отмечено in situ [46] Там же. ( лат .). созданием, трагического и одновременно народного события, германского общества Лотарингии — Deutsche Volksgemeinschaft in Lothringen — которое позже обрело силу (в июне 1942 года) и несколько недель спустя объявило, что в нем насчитывалось 217 000 членов (конечно, это были фантастические цифры на 700 000 жителей аннексированной территории!). Естественно, за этим последовали массовые исключения и вычеркивания из списков, что не могло не случиться в подобном процессе, во многом напоминающем политическую фикцию. В частности, номинальными лидерами этого Volksgemeinschaft числились скульптор, агроном и почтовый служащий, местные жители или из приграничной области [47] Lambert P., Le Marée G. Op. cit. P. 206 sq. В этой работе, «идеологическая» тенденция которой не представляет собой никакой тайны, содержится, тем не менее, крайне интересная информация. . Настоящим лидером, очевидно, был печально известный Жозеф Бюркель, гаулейтер Вестмарка (Западной Марки), включавшей в себя Саар, часть Палатината и в чисто административном порядке, хотя и в таком порядке это причиняло много вреда, аннексированную часть Лотарингии [48] «Присоединенная» Лотарингия, и в этом было дополнительное осложнение, была частично затронута странной системой «государство-партия», которая свирепствовала в гитлеровской Германии и завоеванных странах, система, по которой не германское государство, а Нацистская партия ( Gauleiter ) в принципе управляла на местах. В реальности, региональный гаулайтер Жозеф Бюркель оставался ответственным лицом NSDAP (Нацистской партии) в своем Gau (немецком) Сарр-Палатинате, но он не мог присоединить к этому Gau часть аннексированной Лотарингии. Там Бюркель был всего лишь главой гражданской администрации. Что, конечно, нисколько не было «утешением» для жителей Лотарингии, в любом случае моментально превратившихся в подданных фюрера ( Ian Kershaw . Op. cit. P. 476). .

Сейчас германоязычное меньшинство в Лотарингии продолжает существовать (хотя и переживает свой закат). Там есть или были местные газеты на Hochdeutsch . Там смешались законный культ маленькой области и преданность и неукоснительное подчинение французской власти. В лице политика Роберта Шумана, наследника двух культур, ностальгия по славным временам счастливо трансформировалась в общеевропейский идеал, способный наконец преодолевать границы.

Лотарингия подарила Франции Шуазёля: после Филиппа Орлеанского, Флёри и Аржансона, до Мопу, Шуазёль явился как один из тех людей, которыми были отмечены несколько этапов царствования Людовика XV.

Шуазёль был выходцем из лотарингской аристократической семьи, укрепленной родственными связями в соседнем королевстве, и с 1743 года был образцовым офицером во французской армии, а затем послом в Вене и Риме. Его фамилия была Стенвиль; его отметил король и придворные, и летом 1758 года он стал герцогом де Шуазёлем, затем в период с декабря 1758 года и по декабрь 1770 года он играет роль главного министра. Вместе со своим двоюродным братом Шуазёль-Прасленом он занимает солидные посты в управлении иностранными делами, военном ведомстве, флоте. Помимо этого король назначил его правителем Турени и суперинтендантом почтового ведомства. Короче говоря, в течение десятилетия, в 1760-е годы, он во Франции «заправлял всей лавочкой».

Рыжий, не наделенный ни красотой, ни состоянием, он разбогател на подарках от государства, несмотря на то, что тратил деньги на широкую ногу и делал крупные долги; он не признавал жадности, которая для него олицетворяла, как для многих аристократов, один из главных антиобщественных пороков. В этом вопросе Шуазёль был ближе к Фуке, чем к Кольберу. Он принес в свет свой вздернутый нос, живой ум и умение по-настоящему дружить. Без особого труда он по праву своего происхождения, а также благодаря пылкости характера и житейской сметливости приобрел связи в высших кругах. Будучи достаточно язвительным человеком, он сумел понравиться или заставить себя бояться как в салонах, так и при дворе. Благодаря природной непоседливости и знанию всемирной культуры он разбирался в вопросах австрийской монархии, знал немецких князьков, турецкую армию, китайскую архитектуру, фламандскую живопись и английское парковое искусство. Кругозор этого лотарингца был безбрежным! Этот друг философов, нисколько не отличавшийся набожностью, демонстрировал некоторую терпимость по отношению к иноверцам — евреям или протестантам. Грубоватый человек дела, никогда не унывающий любовник, он завоевывал женские сердца в среде аристократок, в отличие от Людовика XV, отдававшего предпочтение кокоткам. Однако Шуазёль, чтобы достичь своей цели в любовных делах, без колебаний сделал свою сестру любовницей Людовика XV и шпионил за своей красавицей-кузиной. В версальских придворных интригах он пользовался поддержкой маркизы де Помпадур, но забыл о ней сразу же после ее смерти. Обычная неблагодарность профессионального политика? К тому лее он сам был на заре своей военной карьеры протеже старого Ноая, который, в свою очередь, в начале своего продвижения появился в качестве сводного племянника и клиента королевской фаворитки Ментенон. От одной маркизы к другой! Шуазёлю было с кого брать пример. Логично, что при своей «заговорщической» или «помпадурской» позиции он противостоял клерикальной группировке, близкой к иезуитам, дофину и его слуге Ла Вогюйону, ответственному за воспитание будущего Людовика XVI. Но этот бывший лотарингец был разносторонним человеком: в армии его очень ценили сначала как офицера рядового состава, а затем как штабного офицера. И однако он никоим образом не был сторонником войны. Проявив себя дипломатом, в чьей политике мешались ловкость и авторитарность, он вырвал у папы Бенедикта XIV, к несказанной своей выгоде, на редкость мягкий по содержанию документ ( Ex omnibus ), касающийся жестокого конфликта, связанного с антиянсенизмом. Его жена, которую он любил и которой он изменял, была урожденной Кроза. С ее помощью он породнился с финансовыми кругами; его противники, не всегда объективные и добросовестные (он был благородного происхождения), ставят его в один ряд с вымогателями незаконных налогов: если верить пуристам в этом вопросе, то «бочонок для сельдей», даже если он принадлежит жене, «всегда пахнет селедкой», то есть кто не родился благородным, тот им уже никогда не станет.