Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

Однако в биографии епископа Варфоломея есть один нюанс, который позволяет говорить о его жизненном пути как о не вполне стандартном для «ученого инока». Во время учебы в академии он стал духовным сыном схиигумена Германа (Гомзина; 1844–1923), руководителя мужской Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, известного в тот момент центра духовной жизни, старческого руководства. Собственно монашеский постриг он принял именно в пустыни, хотя и постригал его ректор академии епископ Феодор (Поздеевский; 1876–1937). Таким образом, пусть и неформально монах Варфоломей стал членом зосимовского братства, с которым затем был тесно связан его жизненный путь. Представитель «ученого монашества» одновременно оказывался членом монастырского монашеского братства.

После большевистского переворота отец Варфоломей продолжал жить в Сергиевом Посаде и преподавать в Духовной академии. В 1920 году он подвергся первому аресту в связи с сопротивлением вскрытию мощей преподобного Сергия Радонежского. 10 августа 1921 года он был рукоположен во епископа Сергиевского и стал викарием патриарха Тихона (Белавина; 1865–1925). Чуть позже епископ Варфоломей получил в управление московский Высоко-Петровский монастырь, действовавший к тому времени как приход. Осенью 1923 года по его приглашению сюда пришла часть братии закрытой Зосимовой пустыни. В Высоко-Петровском монастыре епископ Варфоломей воссоздал зосимовское богослужение, создал условия для продолжения традиции старческого руководства. В 1924–1925 годах вокруг зосимовских духовников, пришедших в Петровский монастырь, начали складываться группы духовных детей, внутри которых к концу 1920‐х годов возникли тайные монашеские общины. Это были не первые тайные монашеские общины, возникшие в советский период. Еще раньше, в 1922 году, такие общины появились в Петрограде. Но высоко-петровские общины имели свои особенности. Во-первых, это был самый крупный из известных сейчас подпольных монастырей: к середине 1930‐х годов число тайных пострижеников составляло 170–200 человек. Во-вторых, это были молодые общины, члены которых в подавляющем большинстве не были насельниками дореволюционных монастырей, а приняли постриг уже тайно. Наконец, это были смешанные общины, членами которых были как юноши, так и девушки. Цель, поставленная перед собой зосимовскими наставниками, начавшими совершать тайные постриги, заключалась в том, чтобы сохранить православную аскетическую традицию во враждебных условиях [873].

Илл. 1. Иеромонах Варфоломей (Ремов) вскоре после рукоположения. 1912 г. Фотография из архива автора

Илл. 2. Епископ Варфоломей (Ремов). Ок. 1934 г. Фотография из архива автора

Епископ (с 1934 года – архиепископ) Варфоломей играл одну из ключевых ролей в создании подпольного братства. Он координировал деятельность духовников, организовывал внешнюю жизнь общины, осуществлял связь с церковным руководством. По сути, он был игуменом своего подпольного монастыря. Параллельно он выполнял поручения руководства Московской патриархии, в том числе негласные, хотя с начала 1930‐х годов находился на покое, а также принимал участие в работе нелегальной духовной академии, продолжавшей традиции Московской духовной академии, и примерно с 1933 года возглавлял ее [874]. 21 февраля 1935 года архиепископ Варфоломей был арестован, обвинен в «измене Родине и шпионской деятельности в пользу Ватикана», а также в «террористических намерениях в отношении руководителей советского правительства» и 10 июля расстрелян в Бутырской тюрьме. Созданные при его ведущем участии тайные монашеские общины существовали как единое целое до конца 1950‐х годов, а некоторые их члены дожили до рубежа 1990–2000‐х годов.

Первый из текстов архива высоко-петровских общин, который привлекает наше внимание в связи с анализом пореволюционных практик автоописания, – это незаконченная автобиография епископа Варфоломея, написанная между 1929 и 1934 годами включительно, но, скорее всего, в 1931–1932 годах [875]. В ней он описывает свое детство и приход к монашеству. Если сопоставить этот текст с дореволюционными автобиографиями представителей духовного сословия, мы найдем схожие черты, но и существенные отличия. Епископ Варфоломей описывает тихий, замкнутый дом, причем указание на замкнутость, уединенность детского и семейного быта повторяется несколько раз. Его первые впечатления – это болезни – самого автора, его братьев и сестер, а также их смерти. Первое событие своей собственной жизни, которое помнил владыка Варфоломей, – это молитва его, опасно больного четырехлетнего мальчика, перед Иверской иконой Божией Матери, которую тогда возили по домам москвичей [876]. «Вот эти-то смерти, а перед ними болезни, столь частые в нашей семье, понятно, давали определенное направление думам и настроениям и вели к уединению в Боге и без того сторонившуюся шума и людей душу», – писал будущий епископ [877].

Рассказ автора о детском досуге содержит традиционные для воспоминаний представителей духовного сословия черты. Главная форма досуга – чтение, при рассказе о раннем возрасте упоминается уединенная игра с сестрами, в том числе игра в богослужение. В круг чтения входят русские классики и «серьезная книга», что также является типичной чертой для автобиографий поповичей [878]. Примечательно указание на этапы домашнего воспитания: до восьми лет мальчик проводит время с матерью и сестрами, а затем поступает под строгий надзор отца, который вводит его в алтарь храма. Интересы ребенка и отрока формировались в процессе чтения. Владыка Варфоломей пишет, что его привлекала история древней Церкви, а затем внимание сместилось к «вопросам нравственного характера». В связи с этим сформировался интерес к писаниям святых отцов, особенно отцов-аскетов и к богословской составляющей в богослужении. Автор воспоминаний писал, что рад тому, что аскетика и литургика не стали областью его научных интересов: «В них самая жизнь моя ‹…› Для меня нет ничего дороже живого слова Отцов и Богослужения» [879]. Но помимо чтения, он говорит и о личных встречах, которые определили его жизненный путь: «Примеры жизни поучают не только со страниц житий святых, не оскудело людьми Божиими и наше время. И мы слышали из уст живых отцов слово назидания. И мы видели нашими очами поучение примером их жизни» [880].

Епископ Варфоломей пишет о неуверенности в себе и в своих способностях, которая сопровождала его все детство и юность. Причиной этой неуверенности стала неудача на вступительном экзамене в Духовное училище, которую он пережил в десятилетнем возрасте, в результате чего был принят в училище «одним из последних». Почти одновременно, в одиннадцать лет, во время опасной болезни отца у отрока формируется чувство требовательности к себе. Затем он становится семейным лидером, но его лидерство особого рода – это лидерство ранней ответственности и сострадания: «И служение скорби и боли людской я понимаю как главный долг и задачу своей жизни…» [881]Воспитание чувств будущего руководителя тайного монастыря проходит через семейные лишения и утраты, но также – и через потрясения в период первой русской революции: