Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

Здесь он был на своем месте, был мастером своего дела, отдавался ему с любовью и вдохновением и довел чин академического богослужения до высокого совершенства ‹…› Меня удивляет, почему ему не дали кафедры литургики. Он не только безукоризненно наладил уставное служение в храме, но вместе с тем досконально знал историю и теорию науки о богослужении, глубоко чувствовал красоту церковных песнопений, их словесное и музыкальное богатство, поразительное соответствие с содержанием молитвословий и был знатоком ‹…› «литургического богословия» [901].

Наконец, первое значение слова φροντίς , ‘попечение’, – ‘забота, хлопоты о ком-либо’, но в контексте апостольского послания к Титу, на которое ссылается автор записки, это забота о добрых делах , которые противопоставляются «глупым состязаниям и родословиям, и спорам, и распрям о Законе» (Тит 3: 8–9). Тем самым, задача епископа в данном случае – это забота о здравомыслии и единстве паствы, о ее верности церковному учению. Таким образом, первый уровень понимания формулы епископа Варфоломея предполагает, что призвание епископа заключается: в служении сострадания, богослужении и заботе о правоверии и единомыслии паствы.

Второй уровень раскрывается перед нами при рассмотрении тех фрагментов писаний апостольского века, на которые дает ссылки автор записки. Первый из них – это 44-я глава первого послания Климента Римского к коринфянам [902], в которой идет речь о том, что апостолы предвидели возникновение среди христиан «раздора о епископском достоинстве» и поэтому позаботились о непрерывном преемстве епископов, «чтобы когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их служение».

Итак – продолжает римский епископ – почитаем несправедливым лишить служения тех, которые поставлены самими апостолами или после них другими достоуважаемыми мужами с согласия всей Церкви и служили стаду Христову неукоризненно, со смирением, кротко и беспорочно, и при том в течение долгого времени от всех получили одобрение. И немалый будет на нас грех, если неукоризненно и свято приносящих дары будем лишать епископства. Блаженны предшествовавшие нам пресвитеры, которые разрешились от тела после многоплодной и совершенной жизни: им нечего опасаться, чтобы кто мог свергнуть их с занимаемого ими места. Ибо мы видим, что вы некоторых, похвально провожающих жизнь, лишили служения, безукоризненно ими проводимого [903].

Содержание этого отрывка перекликается с основными темами церковной полемики конца 1920‐х – начала 1930‐х годов. Так, выражение «раздор о епископском достоинстве» у автора записки и его современников очевидно ассоциировалось со спорами о правомочности действий митрополита Сергия (Страгородского) на посту местоблюстителя патриаршего престола. «Закон», установленный апостолами и призванный обеспечить непрерывность передачи полномочий от епископа к епископу, – с практикой передачи первосвятительских полномочий по завещанию. Увещание святого Климента не лишать «служения тех, которые поставлены самими апостолами» или их преемниками, по всей видимости, прилагалось автором и читателями записки к митрополиту Сергию (Страгородскому), от которого отходили церковные оппозиционеры и который даже объявлялся некоторыми из них утратившим архиерейскую благодать. Наконец, ублажение «предшествовавших нам пресвитеров», закончивших «многоплодную и совершенную жизнь», скорее всего, относилось автором к покойному патриарху Тихону.

Второй фрагмент – 15-я глава «Учения двенадцати апостолов» – содержит призыв «не презирать» епископов и диаконов, что в контексте записки имело полемическое звучание и воспринималось как ответ на нападки и обвинения, звучавшие в адрес священноначалия Русской Церкви Московского Патриархата. Содержание третьего фрагмента из послания апостола Павла к Титу мы излагали выше. Напомним, что в нем апостол призывает избегать «глупых споров, и родословий, и ссор, и прений о Законе», а также уклоняться от «человека узкого толка (еретика)» (Тит 3: 10), который сбился с пути и несет «осуждение в самом себе». Это необходимо, чтобы – как далее говорится в записке – «удержаться на древе, питаться его корнем и соками». Таким образом, второй уровень понимания формулы епископа Варфоломея представляет собой своего рода наставление о том, как должно относиться к епископу и священноначалию в целом в условиях церковных нестроений, расколов, ожесточенной полемики: следует сохранять им верность, не подвергать сомнению их полномочия и в то же время уклоняться от людей «узкого толка», предающихся «спорам о законе» [904].

Представляется особенно интересным здесь то, что наставление дано через отсылку читателя к ряду авторитетных текстов, причем соответствующие цитаты не приведены в записке, они вынесены за ее пределы, скрыты. Читатель должен или знать их, или свериться с указанными текстами. Такой прием диалога со своими духовными чадами использовали и другие высоко-петровские отцы. Так, значительное число скрытых, вынесенных за пределы текста, но необходимых для его понимания цитат содержится в письмах из заключения схиархимандрита Игнатия (Лебедева; 1884–1938). Тексты, к которым он отсылает своих читателей, – это в основном Священное Писание и богослужебные произведения [905]. У епископа Варфоломея в записке с изложением слова при наречении во епископа это писания апостольского века, которые в соотнесении с событиями русской церковной истории рубежа 1920–1930‐х годов звучат для него как никогда современно, обретают особую актуальность.

Мы видели в записке череду лиц, с которыми сопоставляет себя и свой опыт ее автор: это пророк, апостолы, митрополит Филарет. Но особенно важно для епископа Варфоломея ключевое для христианской Церкви время – эпоха начала христианской эры. С ней оказывается соотнесена современная автору и его адресату эпоха, а церковные проблемы апостольского века – созвучны русским церковным нестроениям первой трети ХХ века. Священная история продолжается, она вбирает в себя русскую церковную историю XIX столетия (митрополит Филарет в ряду с пророком и апостолами), но не останавливается на этом. Она продолжается и далее и оказывается современной для автора записки и его читателей. Церковный деятель ХХ века соотносит свой опыт с опытом первых созидателей христианской церкви. Причем они – не просто представители священной истории, но священной истории актуализированной. Кажется, что именно актуализированная священная история – главный прием саморефлексии в разбираемой записке. В чем новизна этого подхода? Для церковной письменности это традиционный прием, но еще совсем недавно (с точки зрения времени написания записки), в синодальную эпоху, он воспринимался как этикетная риторическая фигура. Теперь же историческая ситуация придала ему новое дыхание. Гонения вновь актуализировали традиционные и, казалось бы, потерявшие жизненность литературные приемы христианской письменности. Снова пристальное внимание оказалось приковано к изречениям духовных отцов, которые, как и на заре монашеской письменности, складывались в сборники изречений и патерики [906]. По-новому зазвучали слова церковных писателей первых веков христианской эры, в которых находили ответы на злободневные вопросы современности.