Сергей Куличкин - Ватутин

Все это говорится не для того, чтобы переложить вину с больной головы на здоровую, а для осмысления сложного клубка взаимоотношений и событий, сложившихся накануне войны. Кстати, от этой болезни — указаний свыше — мы не освободились и до сего времени.

Так же, через мучительные раздумья приходил к своим выводам о первых днях войны и соратник Жукова, тоже блестящий полководец А.М. Василевский.

«Если бы наши войсковые части и соединения, — писал он, — были своевременно отмобилизованы, выведены на предназначенные для них планом боевые рубежи, развернулись на них, организовали четкое взаимодействие с артиллерией, танковыми войсками и авиацией, то можно предположить, что уже в первые дни войны были бы нанесены противнику такие потери, которые не позволили бы ему так далеко продвинуться по нашей стране, как это имело место. Но отступать нам пришлось бы, так как немецко-фашистские войска все же имели ряд серьезных преимуществ, в том числе таких, как милитаризация экономики и всей жизни Германии, превосходство по ряду показателей в вооружении, численности войск и опыту ведения войны. И неправильно объяснять неудачное начало войны исключительно ошибками Сталина».

Рассматривая причины неудач, некоторые историки зачастую тщательно анализируют политические, военно-стратегические, личностные мотивы, но почему-то уделяют мало внимания такому фактору, как умение воевать. Да, были крупные просчеты, внезапность, отсутствие должного количества и должного качества вооружения. Но ровно через год, весной и летом 1942 года, уже внезапности не было, уже войска в значительном количестве получили и новые танки, и новые самолеты, и жизнь страны полностью перешла на военный лад, а нам опять пришлось испытать горечь тяжелейших поражений. Шутка ли сказать, гитлеровцы на Волге и Кавказе! Что мы, не знали о предстоящем летнем наступлении врага? Знали, пусть даже ошибаясь в направлении главного удара. Знали и даже сами пытались наступать, перехватить инициативу. А в результате? Нет, не научились еще к тому времени воевать должным образом ни солдаты, ни маршалы. А вот еще через год они выдержали куда более мощный удар. И не только выдержали, но и обрушили на врага такой ответный удар, после которого он уже не оправился до конца войны. Спросите у любого воевавшего в ту войну, спросите у молодых ребят, прошедших школу Афганистана, Чечни, что такое умение выполнять боевую задачу под пулями, осколками снарядов, гранат, под бомбовыми ударами. Спросите, сколько нужно умения, опыта, чтобы подняться в атаку и выжить...

Наконец, о главном, субъективном факторе, который у всех на устах — культ личности Сталина. Вина Сталина за поражения начального периода войны безмерна. Об этом немало говорится в воспоминаниях полководцев, людей, близко знавших Сталина в годы войны. Так, Жуков, давая характеристику Сталину, отмечал, что его военные познания «были сугубо дилетантскими», что, «плохо зная практическую сторону подготовки операций фронта, армии и войск, он ставил совершенно нереальные сроки начала операций, вследствие чего многие операции начинались плохо подготовленными, войска несли неоправданные потери, а операции, не достигнув цели, затухали». Любопытны воспоминания И.С. Конева, где о Сталине говорится: «Он не был человеком поля боя, он неважно разбирался в топографии, не чувствовал ее...»

Но, даже если учесть все последние исследования о войне, думается, будет ошибкой утверждать незначительность роли Сталина в достижении победы. Ведь он был и Председателем ГКО и Верховным Главнокомандующим! Поэтому, когда некоторые исследователи договариваются даже до того, что Сталин больше помогал Гитлеру, чем своей армии, что делал он все только для личного благополучия, и вообще, народ воевал как-то подпольно, вопреки воле и решениям Верховного, в душе ненавидя его, то, честное слово, становится по меньшей мере неловко за таких, с позволения сказать, исследователей.

Тот же Жуков писал: «Деятельность Ставки неотделима от имени Сталина... Мне очень нравилось в работе И.В. Сталина полное отсутствие формализма. Все, что делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями... И.В. Сталин внес большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и ее союзниками... Могу твердо сказать, что И.В. Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Эти способности И.В. Сталина, как Верховного Главнокомандующего, особенно раскрылись начиная со Сталинградской битвы... Кроме того, в обеспечении операций, создании стратегических резервов, в организации производства боевой техники и вообще в создании всего необходимого для ведения войны Верховный Главнокомандующий, прямо скажу, проявил себя выдающимся организатором. И будет несправедливо, если мы не отдадим ему в этом должное».

Характерно, что аналогичные высказывания есть у великого русского писателя М.А. Шолохова. В интервью газете «Комсомольская правда» в дни 25-летия победы над фашистской Германией он сказал: «Нельзя оглуплять и принижать деятельность Сталина в тот период. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей, и не потому, что победителей не судят, а прежде всего потому, что «ниспровержение» не отвечает истине».

Подобные оценки есть и в воспоминаниях Конева, Рокоссовского, Мерецкова. Трудно заподозрить этих людей в неискренности. Нет оснований полагать, что они чего-то не знали, находились под каким-то гипнозом. Достаточно претерпели от Сталина и его окружения и Жуков, и Конев, и Шолохов, не говоря уж о Рокоссовском и Мерецкове. Эти мужественные люди не хотели кривить душой, не хотели полуправды, и в этом их сила. Их высказывания о Сталине нельзя замолчать, исказить, дискредитировать. Это тоже часть правды, к которой мы стремимся.

Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что Сталина помимо действительно выдающихся людей окружали и бездарные полководцы, такие, как Ворошилов, Буденный, Голиков, Тюленев, такие «мудрые политики и советники», как Молотов, Каганович, Маленков, Берия, Жданов, Микоян, Мехлис и другие. «Мне казалось, — вспоминал Жуков, — что Сталин, будучи органически не связанным с народом и его трудовой деятельностью, с его жизненными условиями, с думами и переживаниями, познавал жизнь народа по докладам членов Политбюро и Секретариата. Ну, а так как Сталину обычно докладывали вопросы в приукрашенном виде, естественно, он не знал истинного положения в стране, в глубинах жизни народа». Примерно в том же духе свидетельствовал Конев: «Сталин очень верил людям, как это ни странно звучит. Он был очень доверчивым человеком. Это была своеобразная сторона его мании величия, его очень высокого мнения о самом себе. И когда он смотрел на человека, разговаривал с ним, он считал, что человек, глядя ему в глаза, не может ему соврать, что он должен сказать ему правду и говорит ему правду. Вот почему он оказывался доверчивым, и люди преспокойно ему лгали и втирали очки».