Сергей Куличкин - Ватутин

Дед Базар остановился, не доходя нескольких шагов до ворот, и, показывая свою осведомленность в военных порядках, крикнул часовому:

— Сынок, кликни разводящего! Пущай будют чепухинского генерала. Земляки пришли.

Из дверей выбежал Митя Глушаков. Для этого молодого солдата командующий был больше чем отец. После тяжелого ранения взял его к себе Ватутин и обращался как с родным сыном. В редкие часы затишья читали книги, занимался с юношей математикой, всерьез обещал подготовить к поступлению в институт. Митя отвечал сыновьей любовью. Он не только следил за хозяйством генерала, готовил для него постель, обмундирование, доставал газеты, настраивал радио, затачивал карандаши, но и оберегал сон командующего. В штабе все знали, что, если около закутка командующего на цыпочках ходит Митя, подходить к углу не стоит даже ближайшим помощникам Ватутина.

— Дайте поспать командующему и позавтракать! — крикнул Митя. — Генерал третью ночь на ногах и сегодня лег всего час назад...

— Мы подождем, сынок, — успокоил его дед Базар. — Ты только, как встанет, намекни ему. Сам-то небось здесь командир какой?

Автоматчики дружно рассмеялись, а Митя мгновенно покраснел. Но дед, как бы не замечая смеха, начал объяснять ординарцу родословную командующего и какое отношение к ней имеет он — дед Базар. В разговор моментально ввязались бабы, и скоро около ватутинского дома голосил настоящий птичий базар.

Сколько бы он продолжался, неизвестно, но открылась дверь и выглянул Ватутин, одетый по форме.

— Товарищ Глушаков! — крикнул он. — Прекращайте базар. Прошу гостей в избу.

Через несколько минут изба Ватутиных была буквально набита людьми. В красном углу под иконами, рядом с портретами Сталина и Ворошилова, на краешке лавки притулился виновник торжества.

— Ой, Коля! — не выдержала Евгеша Лыкова. — Блестишь, как угодник, небось не помнишь, как по грибы ходили. Теперь и тронуть тебя опасно...

— Цыц, шалава! — прикрикнул на нее дед Базар. — Что с глупостями лезешь?

— Ничего, ничего, — рассмеялся Ватутин, обнимая женщину. — Помню, Женя, и про грибы и как пели в школьном хоре. Ну как же не помнить подружку жены? Вместе ведь батрачили...

— Вместе, Коля. Только теперь Танюшка — генеральша, а я, как есть, скотница. Где уж нам.

— Цыц! — крикнул дед Балаш. — Ты, Николай Федорович, не слушай ее, дуру. Рази ей понять диспозицию? Вон мы с твоим дедом Григорием по десять лет царю-батюшке отслужили, а даже лычки на погоны не заслужили. Ты же эвон, в полные генералы вышел.

— А помнишь, Николай Федорович, — вмешался дед Базар, — как в армию уходил, я тебе пророчил стать генералом? Сбылось ведь.

— Все помню, дорогие мои, — ответил Ватутин. — Скажите лучше, как горе под немцем мыкали, как думаете восстанавливать колхоз?

— А что говорить? — сразу вступил в разговор дед Базар. — Известное дело, какая может быть жизнь под супостатом. Председателя нашего Щеголева не по-божески кончили. Лютовали над ним долго. Я так и не пойму, как он после таких мук еще жил. Только и просил мучителей расстрелять за селом, чтобы семья не видела. Нашел кого просить. Расстреляли сердешного посреди родного двора, и не токмо семью — все село согнали смотреть. А как наши пришли, так перенесли Щеголева на кладбище. Колхоз, что ж, поднимем. Нам бы скотину какую, то исть лошадок бы.

— Хорошо дед, пришлю трофейных лошадей и трактор. Обещаю...

— Вот за это — спасибо. Вот это по-божески...

До полудня беседовал Николай Федорович с односельчанами, шутил, смеялся, слушал стариков, рассказывал о Красной Армии, о Москве, о втором фронте. В конце разговора твердо обещал гнать гитлеровцев на запад и добить врага в Берлине. Закусив в последний раз домашней картошкой, в два часа дня командующий фронтом отбыл из села. Уехал генерал, а чепухинцы долго еще вспоминали эту встречу. «Без воображения из себя», — говорил дед Балаш. «Самый смирный хлопец на селе, вежливый, ласковый, а смотри в какие генералы вышел», — вторили ему бабы...

«Эх, мало мы работаем с людьми, что под немцами остались, — думал Николай Федорович по дороге. — А ведь их миллионы. Им в Красную Армию вливаться, восстанавливать хозяйство и вообще жить дальше. Ну это село командующего фронтом. К нему теперь особое внимание будет, не упустят момента подхалимы. А таких сел тысячи. И всем надо нести свое слово».

Надо сказать, что Ватутин еще во время зимнего наступления писал прокламации к населению оккупированных областей. В одной из них говорилось: «Дорогие товарищи! Наши отцы, матери, братья и сестры! Для фашистских гадов наступает час расплаты. Красная Армия бьет и гонит немцев на Дону, на Северном Кавказе и на Центральном фронте.

Бандитская армия Гитлера трещит по всем швам... Красная Армия успешно очищает советскую землю от фашистских захватчиков. На юге наши войска подходят к Донбассу... час вашего освобождения близок. Ждите прихода вашей родной Красной Армии и всеми средствами помогайте ей в борьбе против гитлеровцев. Не давайте немцам увозить хлеб и угонять скот. Разрушайте мосты и дороги, по которым будут удирать немцы. Поджигайте немецкие склады с боеприпасами и продовольствием. Помогайте партизанам громить фашистских захватчиков.

Красная Армия наступает. Она несет вам освобождение от тяжелой фашистской неволи. Она несет вам радостную и счастливую жизнь на родной земле».

В штабе фронта обстановка была напряженная. Вновь прибыл представитель Ставки Жуков. Всех беспокоил вопрос: как поведет себя противник в летней кампании и что следует предпринять советским войскам? Николай Федорович сразу включился в эту работу, мгновенно-забыв о поездке в родное село. Напомнил ему об этом член Военного совета Хрущев.

— Как съездил, Николай Федорович? — спросил он Ватутина, который по привычке расположился поколдовать перед сном на карте.

— Очень хорошо, Никита Сергеевич. Вам большое спасибо от семьи и земляков. Продуктов всем хватило...

— Вот видишь, а твой ординарец отказывался. Как живут люди?

— Плохо. Впечатление такое, что погибают. Все лежит на плечах женщин и стариков. На себе пашут. Смотреть страшно. Я им обещал лошадей и трактор. Вы как думаете?

— Правильно сделал. Я непременно распоряжусь и лично прослежу. Эх, сколько еще горя увидим на земле русской! А скоро Украину освобождать. Я уже подготовил будущих партийных работников. Сейчас я их бросил на наши тылы. Много еще там безобразий, особенно в санитарной службе. А?

— Вам виднее. Мне неудобно давать вам политические советы.

— Ну это ты брось. Фронтом командуешь ты...

Когда Николай Федорович узнал, что членом Военного совета у него будет Хрущев, то одновременно обрадовался и насторожился. Прошлая совместная работа до войны на Украине оставила приятные впечатления. Демократичность Хрущева, простота и вместе с тем высокая активность, огромный политический опыт и авторитет во многом помогли тогда Ватутину. Дистанция между первым секретарем компартии республики и начальником штаба округа все же значительная. Но теперь первым человеком на фронте мог быть только командующий, его слово должно быть решающим, и Ватутин боялся некоторых сложностей. Однако жизнь опровергла его сомнения.