Коллектив авторов История - Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

Меры, принимавшиеся в отношении трудпоселенцев, были значительно более мягкими. Так, трудпоселенцы попадали под суд лишь в том случае, «если к моменту задержания не имели определенных занятий и постоянного местожительства», а также если бежали не в первый раз и со времени последней попытки прошло не более пяти лет [940]. Несмотря на угрозу уголовного наказания, некоторые спецпереселенцы все-таки решались на побег, зачастую мотивируя свой поступок тем, что хуже уже не может быть. Так, спецпереселенка Н. Пелькос заявляла: «Если меня не освободят из ссылки, то я буду вынуждена уехать самовольно. В тюрьме мне будет лучше, чем здесь, с малым грудным ребенком работать не могу, вещей у меня для продажи уже нет» [941].

Увеличение или уменьшение числа побегов из спецпоселков находилось в прямой зависимости от условий жизни спецпереселенцев. Следует также отметить, что бегство не имело массового характера, т. к. возможности беглецов были весьма ограничены, бежать же из отдаленных поселков в зимнее время вообще было невозможно. Профилактика побегов, розыск бежавших и создание «противопобеговой агентуры» находились в ведении комендантов районных и поселковых комендатур.

Динамика размеров бегства из спецпоселков прослеживается по полугодовым справкам о движении спецпереселенцев. В таких справках отражается не только количество беглецов, но и данные о рождаемости, смертности и общей численности представителей того или иного контингента по областям расселения. Статистика по спецпереселенцам-«осадникам» с февраля — марта 1940 г. (т. е. момента их прибытия на поселение) по 1 января 1941 г. представлена в табл. 4.

В целом по системе спецпоселений по состоянию на 1 июня 1944 г. ситуация с побегами и «противопобеговой работой», судя по докладу М. В. Кузнецова от 5 сентября 1944 г., выглядела следующим образом (табл. 5).

Таблица 4

Динамика численности размещенных в Сибириспецпереселенцев-«осадников» по состоянию на 1 января 1941 г. [942]

Таблица 5

Данные о «противопобеговой работе» по состоянию на 1 июня 1944 г. [943]

К активным формам протеста относились сравнительно крупные волнения, такие как широко известные события августа 1940 г. в Томасинлаге, принявшие форму «волынки», т. е. организованного, массового отказа от работы. Они были вызваны стремлением государственных органов повысить выработку деловой древесины за счет увеличения количества работавших. При этом игнорировалась непригодность значительной части прибывшего контингента к тяжелой физической работе (из 10,3 тыс. чел., по официальным данным, работать могли только 4,1 тыс. чел.), а также перенаселенность лагерей (по мнению начальника Томасинлага Борисова и начальника политотдела Бекбулатова, лагерь был рассчитан «максимум на 13 тыс. заключенных», тогда как 18 июля 1940 г. в нем находилось 18,5 тыс. чел.). Вопрос о переброске части «контингента» в другие лагеря был поставлен на заседании Новосибирского обкома ВКП(б) 19 июля 1940 г. в связи с докладной запиской Бекбулатова, но так и не был решен, несмотря на все нараставшее волнение спецпереселенцев.

15 августа спецпереселенцы-«беженцы» спецпоселка Асино перестали работать. Из пос. Тайга Берегаевского лесозаготовительного участка «все беженцы ушли на пристань г. Берегаево» с вещами и отказались работать. С 15 августа началась забастовка в с. Кица, проходившая «организованно» и сопровождавшаяся «предъявлением ультимативных требований о выселении из спецпоселков». С 16 августа не работали все спецпереселенцы пос. Берегаево.

17 августа по распоряжению обкома ВКП(б) в Асиновский, Зыряновский и Тегульдетский р-ны Новосибирской обл. была командирована комиссия в составе Почкая (УНКВД), Гончаренко (облисполком), Днепровского (обком) со специальным заданием предотвратить бунт, прекратить забастовку, расследовать их причину и принять на месте «меры по урегулированию создавшегося положения» [944]. Комиссия установила, что во всех поселках действовали «комитеты», «подготовившие и организовавшие выступления». Можно допустить, что первоначально идея сопротивления действительно сформировалась в сравнительно узком кругу, однако говорить в данном случае о «контрреволюционном активе» и «организации бунта» было бы серьезным преувеличением. К тому же документы не отмечают никакого насилия со стороны «волынщиков» (только демонстративный отказ от работы). Тем не менее «в течение двух суток спецмерами был установлен персональный состав этих комитетов».

Выводы, сделанные комиссией, оказались неоднозначными. С одной стороны, отмечалось «бездействие оперативно-чекистского отдела Томасинлага», благодаря чему «контрреволюционный элемент нашел благоприятную почву для контрреволюционной работы», отсутствие на местах «в самый разгар бунта» начальника оперативно-чекистского отдела Томасинлага Салтымакова и начальника политотдела Бекбулатова. С другой стороны, спецпереселенцам не было создано «хотя бы минимальных условий по налаживанию жилищ, быта, питания и по трудоустройству беженцев». В результате этого «семьи беженцев были расселены в совершенно неподготовленных жилищах», а «все спецпоселки Томасинлага… до невозможности перенаселены». Что касается администрации лагерей, то «низовые работники… привыкшие к обслуживанию заключенных, эти методы полностью переносили на беженцев, что вызывало возмущение и недовольство» [945].

В течение двух-трех суток в шести спецпоселках Томасинлага было арестовано 49 чел., входивших в т. н. оргкомитеты, а также «проведены „спецагмероприятия“(агентурно-оперативные действия. — Ред. ) и разъяснительная работа, после чего было восстановлено нормальное положение» [946]. С 20 августа спецпереселенцы начали выходить на работу, 22 августа работало 100 % всех трудоспособных «беженцев». Вина за происшедшее была возложена на ГУЛАГ НКВД СССР и руководство Томасинлага, при этом ни в одном документе не упоминалось об ответственности областных органов власти.

Во избежание повторения таких опасных ситуаций административными органами активизировалась работа органов НКГБ и НКВД, в районах создавались боевые группы «на случай ликвидации открытых выступлений», а также «заслоны» в глухих и отдаленных местах. Все боевое и учебное оружие ставилось на строгий учет и хранилось НКВД «на условиях строгой конспирации и охраны», оружие у «лиц, не вызывающих доверия», изымалось. Организовывались районные дружины «для общественной самоохраны предприятий и складов». Областные власти также обязывались помогать районам людьми, оружием, боеприпасами, горючим. УНКВД по Новосибирской области рассматривало вопрос об «открытии в Нарыме закрытого лагеря для наиболее активной части спецпереселенцев и местных кулаков» [947]. Что касается повседневного поведения депортированных, настроений в целом и форм протеста, то следует обратиться к сводкам НКВД, докладам и докладным запискам о состоянии спецпоселков. Это, как правило, многостраничные документы, состоящие из стандартных разделов, в числе которых «культурно-воспитательная работа» и «политико-моральное состояние» (настроения и разговоры спецпереселенцев, в т. ч. по агентурным данным). Часть докладных записок целиком посвящалась настроениям спецпереселенцев, обычно в связи с теми или иными «отрицательными явлениями» или экстраординарными событиями в жизни спецпоселков.