Энн Гленконнер - Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы [litres]

– Я не умею водить эту машину, офицер, – ответила я. – Мой муж зашел в магазин. Он сейчас вернется.

И он действительно вернулся – в ярко-розовой пачке, с пластиковыми сосками, в тиаре и с жезлом!

– О, простите, офицер! – воскликнул он. – Я сейчас же уеду!

У полисменов в буквальном смысле слова челюсти отвисли. Они сели на мотоциклы и, не говоря ни слова, уехали.

В другой раз принцесса Маргарет нарядилась как Мэй Уэст [30]и спела Come Up And See Me Sometime. Наши хиппи всегда были готовы играть до ночи. Когда у меня появилась возможность уединяться в своей кибитке, мне все стало нравиться. Глен был якорем стабильности в моей жизни – особенно, когда наши лондонские адреса продолжали меняться.

Наконец-то наша семейная жизнь обрела какую-то стабильность. Я училась приспосабливаться к переездам. Мне нужно было управлять Гленом с его огромным персоналом и пятьюдесятью комнатами, лондонским таунхаусом, а потом отправляться на Мюстик и ловить там лобстеров голыми руками и мыться из ведра.

Большинство наших друзей были вполне удовлетворены своими особняками и замками. Колин же постоянно искал что-то новое. Он перепробовал все дома Лондона – мы вечно переезжали из одного дома в другой. От его матери мы съехали в дом брата Патрика Планкета в Кенте, а оттуда в Ратленд-Гейт-Мьюз – этот дом я просто ненавидела из-за полов, застланных линолеумом.

В 1963 году Колин объявил, что купил новый дом. На сей раз это был дом знаменитого американского художника XIX века Джеймса Уистлера на Тайт-стрит в Челси. Тайт-стрит пользовалась большой популярностью у богемы. Здесь жили писатели (в том числе Оскар Уайльд), художники (среди них был Джон Сингер Сарджент), композиторы, кинокритики и романисты.

Этот творческий район Лондона очень нравился Колину. Он выбрал замечательный дом. Проблема была лишь в том, что за годы дом глубоко осел и его нужно было поднимать и перестраивать. Естественно, Колин устроил настоящее представление – предложил гостям вооружиться кувалдами и надеть строительные каски. В обмен на пожертвование в один из наших благотворительных фондов гости могли помочь нам сносить стены. Больше всего эта затея понравилась матери Колина.

Когда дом был снесен, его перестроили и отделали. На это у нас ушло два года, и все это время мы продолжали переезжать из дома в дом. Но, въехав в этот дом, мы осели там на несколько лет.

В 60-е годы, когда мы с Колином были в Англии, то почти каждый вечер куда-то отправлялись. В выходные нас приглашали к друзьям, жившим в разных уголках страны. Иногда на большие балы собирались по тридцать-сорок человек. Чтобы разместить всех гостей, мы сами часто перебирались к соседям. Мы ездили в Ботон [31] Ботон-хаус – усадьба в Нортгемптоншире, резиденция герцога Баклю, известная своей коллекцией живописи. , Хатфилд [32], Чатсуорт [33]. Как-то раз нас пригласили на охоту в Вентворт-Вудхаус, самый большой дом Британии. Дом был построен над угольной шахтой, в доме жутко пахло углем, а вереск вокруг был черным. Мы бывали у Джейн, герцогини Бакли, останавливались в замке Драмланриг у принцессы Маргарет. Когда Джейн решила, что пора спать, она просто объявила:

– Я выключаю весь свет – а здесь есть факел.

Нам пришлось пробираться по темным коридорам в собственные спальни, вооружившись крохотным факелом. Надо сказать, нас это немало позабавило.

Нас часто приглашали в Бленхейм. В первый раз я побаивалась герцога Мальборо, Берта. Он пользовался репутацией человека сурового: остроумного, но раздражительного. Когда мы приехали, я извинилась и ушла к себе поправить парик – в то время все дамы носили парики. Хотела бы я, чтобы эта мода вернулась – ведь в те годы мне не нужно было ходить к парикмахеру. У меня был кудрявый парик, в котором я была похожа на Харпо Маркса [34]– удивительно, но этот мужчина предпочитал краситься пергидролью и делать перманент.

Поправив парик, я вернулась. Больше всего я боялась играть с Бертом в бридж, потому что он страшно ругался на своих партнеров, если они не соответствовали его стандартам. Конечно же, он заявил:

– Я буду играть с Энн.

– Я боюсь играть с вами, – довольно смело ответила я. – Вы настоящий мастер игры и не терпите неудачников.

К счастью, нам достались очень хорошие карты, я как-то справилась, мы выигрывали, и герцог вел себя очень мило – гораздо вежливее, чем Колин.

Как все наши знакомые, уезжая на выходные, мы оставляли детей на попечение няни или гувернантки. Кроме няни у меня была детская горничная. Вместе с камердинером, экономом и двумя уборщицами они поддерживали дом в идеальном порядке, жили мы там или нет. Первую няню Чарли звали Нэнни Уайт. Она его просто обожала. Когда она везла его в коляске на прогулку, стоило ему завидеть кондитерскую или магазин сладостей и ткнуть в него пальцем, Нэнни Уайт тут же покупала ему огромную булочку с глазурью. Неудивительно, что он ее обожал. Когда родился Генри, я отправила его в Холкем с кормилицей. Когда я вернулась, Колин сообщил, что уволил Нэнни Уайт за какую-то мелочь. Вообще-то с ней было нелегко поладить. А ее замечания и хмурый вид всегда выводили Колина из себя. Я не увольняла ее, потому что Чарли ее очень любил.

Чарли страшно расстроился. Он во всем винил Генри: с точки зрения трехлетнего малыша, появился Генри, мама уехала, и любимой няне тоже пришлось уехать. У бедного Чарли случился нервный срыв, и он убежал на кукурузное поле. Волосы у него были светлые, как кукуруза, поле было огромным, а он таким маленьким. Мы очень долго его искали. Мы исходили все поле, громко зовя его. В конце концов я нашла его сама – он свернулся клубочком, как кролик. Мне было его так жаль.

Мы взяли новую няню, но оказалось, что она была не очень добра. К сожалению, я узнала об этом не сразу, о чем горько сожалею. После нее была еще одна няня и несколько очаровательных молодых гувернанток. Чудесная швейцарка Хелен оставалась с мальчиками, пока они не уехали в пансион.

Я заходила к Чарли и Генри в детскую, а потом отправляла их играть. Спать их всегда укладывала няня, потому что по вечерам у нас были светские развлечения. Я вечно ходила по благотворительным вечерам. Самым запоминающимся стал Бал 500 в лондонском отеле «Кларидж», где я организовывала конкурс причесок. Я не хотела, чтобы меня обвинили в том, что я пренебрегла собственным конкурсом, поэтому отправилась к парикмахеру Джону Олофсону, и он соорудил мне прическу высотой почти в метр и украсил ее золоченым виноградом и виноградными листьями. Прическа была такой высокой, что в такси мне пришлось сесть на пол – иначе я просто не помещалась в машине.