Джон Келли - Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Считается, что треть из восьмидесяти-девяноста тысяч жителей города умерла от чумы, но, как и в случае с Сицилией, этого никто не знает точно.

Генуэзский священнослужитель, сравнивавший своих сограждан с ослами, высказывал некоторые свои соображения и о характере жителей самого главного соперника Генуи – Венеции. «Венецианцы подобны свиньям, – говорил священнослужитель, – и поистине они имеют свиную природу, потому что, когда толпу свиней забивают, они все собираются в кучу и бегут прямо в руки того, кто их забивает» [279] Цитируется у Кедара, Merchants in Crisis: Genoese and Venetian Men of Affairs and the Fourteenth-Century Depression, с. 9. .

Священник мог бы добавить к своему списку венецианских черт характера еще тщеславие. «Правительница половины и еще четверти Римской империи», Венеция любила хвастаться тем, что у нее самые холеные корабли, самые богатые банкиры, самые красивые женщины и самые бесстрашные купцы-авантюристы. «Там, куда можно добраться по воде», – говорил один местный летописец, там венецианцы всегда вели торговлю. Самым известным – и, по мнению большинства невенецианцев, самым бесстыдным – проявлением венецианского нарциссизма был дневной парад, устроенный городом после того, как Лоренцо Тьеполо стал дожем, или правителем города.

Парад начался великолепным утренним морским представлением. Весь венецианский флот, пятьдесят великолепных судов – палубы и мачты каждого усеяны ликующими моряками, а вздымающиеся паруса похожи на надутые щеки, – величественно скользили по устью гавани, словно это была процессия кардиналов. Затем в ослепительном свете адриатического полудня городские гильдии начали марш с площади Сан-Марко, за ними следовали две шеренги ярко одетых трубачей. Позади музыкантов шли мастера-кузнецы с венками на голове, а над их головами развевались яркие знамена, колышущиеся на ветру. Затем шли одетые в алый шелк торговцы мехами в накидках из горностая и ласки, за ними мастера-портные в белых одеждах с темно-красными звездами, золотых дел мастера, укутанные в блестящую золотую ткань, и, наконец, пошляки-цирюльники, глазеющие на откровенно одетых рабынь, марширующих перед ними [280] Мартино да Канале, у Эйлин Пауэр в Medieval People (Нью-Йорк: Harper & Row, 1963), с. 43–45. .

Но генуэзский священнослужитель был прав: может, венецианцы и были самовлюбленными, но в моменты кризиса они действительно объединялись – и эта черта сослужила им хорошую службу, когда из серебристого январского рассвета в 1348 году в город проскользнула чума. В отличие от фаталистов сицилийцев, которые приняли эпидемию как Божий промысел, рациональные и энергичные венецианцы проявили ответственность. В контексте того времени реакция горожан на Черную смерть была хорошо организованной, разумной и хладнокровной в плане поддержания общественного порядка. Двадцатого марта, в атмосфере серьезного кризиса, правящий орган Венеции, Большой совет, и дож Андреа Дандоло учредили специальный комитет, состоящий из передовых дворян. Рекомендации комитета сформировали основу для адекватных, согласованных действий муниципалитетов в условиях эпидемии. Зимой и весной 1348 года в измученных болезнью городах северной и центральной Италии зародится система общественного здравоохранения, и Венеция будет в авангарде этой новой области.

По указанию муниципальных властей все корабли, заходящие в Венецию, брались на абордаж и обыскивались. Суда, укрывающие иностранцев, и трупы (граждан Венеции, перевозимых домой для захоронения) сжигались. Для поддержания общественного порядка были закрыты питейные заведения (трактиры), а ярко раскрашенные лодки, на которых в былые времена можно было пропустить стаканчик, курсировавшие по каналам, были подняты с воды. Любой, кто уличался в незаконной продаже вина, облагался штрафом, его товары конфисковывались и выкидывались в каналы [281] Марио Брунетти, «Venezia durante la Peste del 1348», Ateneo Veneto 32 (1909), с. 295–296. . 3 апреля, с приближением теплой погоды, Большой совет издал новую директиву. Через несколько дней в каналах появились муниципальные гондолы с острыми носами. Лодочники курсировали между закрытыми ставнями домами и кричали « Corpi morti, corpi morti » [282] Мертвецы ( ит .). ( Прим. ред .) . «Тот, у кого в доме были трупы, должен под страхом сурового наказания сбросить их в лодки» [283] Д’Ирсе, «Defense Reactions During the Black Death», Annals of Medical History 9 (1927) с. 171. , – рассказывал один очевидец.

Когда в венецианские лагуны пришел май, груженные трупами караваны судов стали курсировать взад и вперед через неспокойное серое море к продуваемым ветрами островам Сан-Джорджо-д’Алега и Сан-Марко-Боккакаламе. Суда отвозили туда тела несчастных, собранных с улиц, каналов, из больниц и благотворительных учреждений. В награду за то, что они были гражданами государства, правившего «половиной и еще четвертью Римской империи», каждому умершему полагались могила, вырытая в полтора метра глубиной, возможность последний раз взглянуть на Венецию и молитва священника. Те же правила регулировали погребение в Сан-Эразмо, месте захоронения в материковой части города, расположенном в одном из самых известных районов современного города – Лидо.

К лету, когда отовсюду был слышен только плач скорбящих людей, общественный дух жителей города начал слабеть. Венеция постепенно превращалась в республику мертвых. 7 августа, чтобы избежать дальнейшего обострения упаднических настроений в городе, Большой совет запретил gramaglia , траурную одежду. Также прекратилась традиция возложения тел умерших перед родным домом для сбора пожертвований. Эта практика, популярная в бедных кварталах, считалась неприемлемой во время чумы. Была также введена в действие новая муниципальная программа помилования осужденных. Чтобы заполнить пустые каналы и улицы, были открыты тюрьмы, а муниципальные власти смягчили свою позицию в отношении возвращения долговых эмигрантов. Право на возвращение предоставлялось тем, кто был согласен выплатить пятую часть своей задолженности.

В Венеции были случаи массового бегства, но город изо всех сил препятствовал появлению беженцев. 10 июня, когда уровень смертности приблизился к шестистам умершим в день, власти выдвинули ультиматум отсутствующим на рабочем месте муниципальным служащим: вернуться на свой пост в течение восьми дней или лишиться должности.

Каффа часто упоминается как место, откуда инфекция проникла в Венецию [284] Роберт С. Готфрид, The Black Death: Natural and Human Disaster in Medieval Europe (Нью-Йорк: Free Press, 1983), с. 48. . Но если оставить в стороне вопрос о том, как именно экипаж смог выжить в столь долгом путешествии, напрашивается следующее умозаключение: если бы Каффа – или даже Константинополь – были источником инфекции, Венеция, расположенная на восточном побережье Италии, заразилась бы примерно в то же время или даже немного раньше, чем Мессина, а не месяцами позже. Наиболее вероятным источником инфекции является Рагуза (современный Дубровник), венецианская колония на балканской стороне Адриатики, которую посетил крымский флот в конце 1347 года [285] Фрэнсис Эйдан Гаске, he Black Death of 1348 and 1349 (Лондон: Джордж Белл и сыновья, 1908), с. 65. . Современники оценивают число погибших в городе в сто тысяч человек, но учитывая, что население Венеции составляет около 120 тысяч человек, очевидно, что уровень смертности был невероятно высок – почти сто процентов. Историк города Фредерик С. Лейн считает, что чума убила около 60 процентов жителей Венеции, примерно 72 тысячи человек, что тоже весьма немало [286] Фредерик С. Лейн, Venice, a Maritime Republic (Балтимор: издательство Университета Джона Хопкинса, 1973), с. 169. .