Джон Келли - Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

В Орвието, расположенном в восьмидесяти милях к югу от Флоренции, городские чиновники отреагировали на приближающуюся опасность еще более неожиданно. Они попросту проигнорировали ее. Изучая муниципальные записи за конец зимы и весну 1348 года, французский историк Элизабет Карпентье не обнаружила ни одного упоминания о чуме [294] Элизабет Карпентье, Une ville devant la peste: Orvieto et la peste noire de 1348 (Париж: 1962), с. 79–81. . Возможно, Совет Семи Орвието, руководящий орган города, был обеспокоен дальнейшим падением морального духа жителей, который уже сильно был подорван голодом 1346 и 1347 годов и серией кровавых и непрекращающихся локальных войн. В такой напряженной атмосфере разговоры о чуме легко могли вызвать панику. Тем не менее Совет Семи, похоже, даже немного верил в магию. Кажется, будто они убедили сами себя, что если не упоминать об эпидемии вслух, то она пролетит над городом, как ангел смерти над детьми израилевыми, которые мазали свои двери кровью ягнят.

Когда растаял последний зимний снег и утреннее небо снова залилось золотым светом, пришла чума. Люди начали медленно умирать в марте и начале апреля, а затем все быстрее и быстрее. 11 апреля, когда уровень смертности приблизился к сицилийским показателям, Флоренция приостановила работу муниципальных властей, Сиена последовала тому же примеру в начале июня, а 5 июля к ним присоединился и Орвието. К 21 августа шесть из семи членов городского совета Орвието были мертвы, а оставшийся в живых пытался излечиться от чумы. За всю страшную весну и лето 1348 года слово «чума» было произнесено на заседании совета только однажды и только в июне, когда эпидемия, казалось, вот-вот проглотит весь город. Современники оценивают уровень смертности Орвието в 90 процентов, хотя профессор Карпентье считает показатель в 50 процентов более реальной цифрой [295] Там же, с. 135. . В июне, когда летняя жара опустилась на холмы Умбрии, известный врач Джентиле да Фолиньо умер простой смертью деревенского врача, леча пациентов в Перудже. Позже его преданный ученик утверждал, что этот великий человек умер от переутомления, но быстротечность болезни Джентиле предполагает, что умер он от чумы. В Пистое, городе, давшем название слову «пистолет», драконовские меры общественного здравоохранения оказались столь же неэффективными, как и мощи святой Агаты в Мессине. «Вряд ли кто-то остался в живых», – писал местный летописец, и хотя это, конечно, было преувеличением, полвека спустя население Пистои составляло всего 29 процентов от показателя середины XIII века [296] Дэвид Херлихи, «Plague, Population and Social Change in Rural Pistoia, 1201–1430», Economic History Review 18, no. 2 (1965): с. 231. . В соседней Болонье, где 8 июня 1348 года число жертв достигло рекордных показателей, Черная смерть унесла жизни 35–40 процентов населения города [297] Шона Келли Рэй, «Last Wills in Bologna During the Black Plague», тезисы из неопубликованной докторской диссертации (Боулдер: Университет Колорадо, 1998), с. 165. .

Во Флоренции и Сиене уровень смертности был еще выше.

Одним серым мартовским днем 1348 года в рабочем кабинете флорентийца Джованни Виллани встретились прошлое и настоящее. Пока Виллани сидел за своим столом и писал об истории чумы, болезнь уже захватила деревни к западу от города, а через несколько дней ее ждали во Флоренции. В то утро, возвращаясь домой из церкви, старик видел десятки экипажей и повозок, мчащихся на восток, к холмам за городом. Многие магазины и дома, мимо которых он проходил, были уже закрыты ставнями. Все, кто мог сбежать из города, кажется, уже сделал это, а кому это не удалось – молились изо всех сил. Семидесятидвухлетний Виллани, бывший банкир, всю свою жизнь писавший хроники Флоренции, намеревался искать утешения в своих трудах. Он взял в руку перо. По дороге домой он сочинил первую фразу для своей краткой истории чумы. «Зародившись в Турции и Греции, – написал он, – эта болезнь дошла до Сицилии, Сардинии и Корсики» [298] Джованни Виллани, у Фердинанда Шевилла, History of Florence, from the Founding of the City Through the Renaissance (Нью-Йорк: Фредерик Унгар, 1961), с. 239. . Виллани остановился и перечитал фразу. Что же написать дальше? Еще с ноября прошлого года по Флоренции ходили слухи о чуме, но каким из них верить? Ах да, вспомнил старый летописец, одна история показалась ему одновременно правдивой и захватывающей, полной великого мужества и большой глупости. Это был слух о восьми генуэзских галерах, покинувших зараженный чумой Крым. Четыре корабля вернулись на родину, «переполненные зараженными моряками, которые умирали один за другим на обратном пути». Остальные четыре судна, как сообщается, все еще блуждают по Средиземному морю с трупами на борту. Когда старик принялся писать о путешествии чумного флота, в комнате воцарилась тишина. Было слышно только потрескивание тлеющих углей в почти потухшем камине и звук проезжающих по пустой улице экипажей. Пока Виллани писал, серый послеполуденный свет в окне позади него растворился в безжизненной тьме мартовской ночи.

В расцвете своих сил Джованни Виллани был уважаемым человеком во Флоренции. Блестящий эрудит, молодой Виллани, казалось, способен на все: вычислить население города по тому, сколько оно потребляет, подсчитать количество работников в городской суконной промышленности, написать многотомную историю Флоренции в манере Вергилия и Цицерона. Богатый банкир в тридцать лет, общественный деятель в сорок, блистательный Виллани с необычайной легкостью взобрался на самую вершину флорентийского общества, заняв однажды пост начальника муниципального монетного двора и дважды настоятеля – важнейшей фигуры городского управления [299] Луи Грин, Chronicle into History: An Essay on the Interpretation of History in Florentine Fourteenth-Century Chronicles (Кембридж: Cambridge University Press, 1992), с. 1–20. . Флоренция знаменита больше, чем любая «республика или город-государство, за исключением Римской республики…». Флоренция – город, в котором придумали очки и современное банковское дело, Флоренция – город, который папа Бонифаций VIII назвал пятым элементом земли наряду с землей, ветром, огнем и водой. Флоренция достигла вершины своей славы при мудром, разносторонне развитом синьоре Виллани. Какое-то время казалось, что единственной ошибкой летописца был его неудачный брак. Когда его вторая жена, надменная Монна деи Пацци, нарушила закон социальных сословий (дресс-код), опечаленный Виллани сетовал, что «невероятная привлекательность женщин берет верх над разумом и здравым смыслом мужчин» [300] Там же, с. 13. .

Однако к марту 1348 года бывший флорентийский вундеркинд превратился в обнищавшего и опального старика – он потерял все свое состояние, а доброе имя его было запятнано без возможности восстановления. Десятью годами ранее, в возрасте шестидесяти двух лет, Виллани пережил двойное унижение – банкротство и тюрьму для должников. После освобождения бывший банкир вернулся к ведению хроники – эта страсть помогала ему пережить все бури и ненастья в его жизни, однако побывавший в тюрьме Виллани тяготел теперь к катастрофическим и апокалиптическим событиям, словно его тянуло к ситуациям, похожим на его собственную горькую старость. И в 1340-х годах Флоренция с радостью предоставила ему множество подобных эпизодов.