Пол Кинан - Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 [litres]

В рассматриваемый период системой образования не были охвачены две области, которыми занялись позднее, в царствование Екатерины II. В 1764 г. при поддержке императрицы было основано специальное учебное заведение для молодых дворянок, Смольный институт, под руководством И.И. Бецкого 838 838 ПСЗ. Т. 16. № 12154. 5 мая 1764 г. С. 742–755. . Ученицам предлагалась широкая учебная программа, и, подобно воспитанникам Кадетского корпуса, их приглашали к участию в придворной жизни, с привилегированным доступом в придворные театры и Летний сад 839 839 Мордвинова З.Е . Смольный институт в эпоху императрицы Екатерины II (1764–1796) // Исторический вестник. 136/6. 1914. С. 996–997. . Более обширным начинанием Екатерины стало учреждение в 1786 г. системы народного просвещения, построенной с учетом опыта австрийской системы, введенной императором Иосифом II 840 840 Harley J. A Social History of the Russian Empire, 1650–1825. London, 1999. P. 135–139. Об австрийской системе см.: Melton J. van H . Absolutism and the Eighteenth-Century Origins of Compulsory Schooling in Prussia and Austria. Cambridge, 1988. (Особенно с. 200–230). . Во всей Европе в рассматриваемый период подход к образованию был одинаковый, как для верхушки общества, так и для прочих социальных групп: образованное население признавалось полезным для государя и государства. И хотя результаты этих реформ в России были явно неоднозначными, – уровень грамотности вне городов оставался очень низким в сравнении с соседними странами – они заложили фундамент, на котором могли строить реформаторы системы просвещения XIX в. 841 841 Dixon S. The Modernization of Russia, 1676–1825. Cambridge, 1999. P. 156–157.

Наряду с официальным образованием еще одним источником информации о том, как молодому человеку правильно держаться и достойно вести себя в обществе, служила воспитательная литература. В труде Норберта Элиаса появление этих текстов связывается с его теорией процесса цивилизации, согласно которой совершенствование манер в рамках перехода от мира Средневековья к раннему Новому времени было для правителя способом контролировать и «цивилизовать» аристократию. С точки зрения Элиаса, этот процесс был заключен в подъеме «учтивости», а выход в свет труда Эразма Роттердамского «De civitate morum puerillium» («О приличии детских нравов») в 1530 г. явился ключевым моментом этого процесса 842 842 Elias N . The Civilizing Process. Revised Edition. London, 2000. 2 vols. P. 47–122 (см. на русском: Элиас Н. О процессе цивилизации. М.; СПб., 2001). . Появлялось все больше назидательных трактатов такого рода, к заметным их примерам принадлежат «Il libro del Cortegiano» («Придворный») Бальдассаре Кастильоне (1528), «Il Galateo» («Галатео, или О нравах») Джованни делла Каза (1558), «Traicté de la cour, ou instruction des courtisans» («Придворный трактат, или Учебник для придворных») Эсташа де Рефюжа (1616) и «Nouveau traité de civilité» («Новый трактат об учтивости») Антуана де Куртэна (1671). Эти сочинения продавались в больших количествах, переводились на другие языки и вдохновляли создание новых работ, посвященных этикету. Развитие такой литературы отражало возрастающую сложность придворной жизни раннего Нового времени и предлагало честолюбивому царедворцу советы о том, как преуспеть в этом окружении 843 843 См., например: Burke P . The Fortunes of the ‘Courtier’: the European Reception of Castiglione’s ‘Cortegiano’. Cambridge, 1995. P. 62–65, 158–162. .

Отдавая должное интерпретации Элиаса, дальнейшие исследования оспаривали его анализ по ряду позиций. Например заостренное внимание к текстам раннего Нового времени нередко заслоняет степень их преемственности от средневековых «куртуазных» текстов, начиная с XII столетия, охватывавших сходные темы в приложении к социальной среде своего времени 844 844 Gillingham J . From Civilitas to Civility: Codes of Manners in Medieval and Early Modern England // Transactions of the Royal Historical Society. 6 th Series. 2002. Vol. 12. P. 267–289. . Подобным же образом, его прогрессистскую, чтобы не сказать виггистскую модель совершенствования поведения в этот период критиковали за слишком упрощенный подход к сложному дискурсу «пристойного». Отсутствие в дидактической литературе XVIII в. наставлений по контролю над телесными функциями (это общая черта текстов раннего Нового времени) Элиасу кажется свидетельством прогресса утонченности, но таких советов не содержали и средневековые куртуазные тексты, а потому предлагаемая Элиасом траектория эволюции манер выглядит откровенно прямолинейной 845 845 Bryson A . From Courtesy to Civility: Changing Codes of Conduct in Eаrly Modern England. Oxford, 1998. P. 96–105. . Более того, существовало постоянное противоречие между влиянием трактатов о воспитании и тогдашней критикой нравов светского поведения с его видимым цинизмом и сопутствующими пороками – обманом, развращенностью и даже вырождением 846 846 Anglo S . The Courtier: The Renaissance and Changing Ideals // A. Dickens (ed.). The Courts of Europe: Politics, Patronage and Royalty, 1400–1800. London, 1977. P. 44–53. .

В России раннего Нового времени не выработался такой тип дидактической литературы, так как обстановка и формы социального взаимодействия при московском дворе сильно отличались от современных ему европейских примеров. Конечно, существовали общие элементы между религиозными нравоучительными текстами, определявшими поведение добрых христиан, как западных, так и православных, вроде церковных букварей для обучения грамоте и житийной литературы. Такие тексты производились в огромных количествах по всей Европе на протяжении раннего Нового времени 847 847 О первых славянских букварях см.: Okenfuss M . The Discovery of Childhood in Russia: the Evidence of the Slavic Primer. Newtonville, MA, 1980. P. 8–11. . Однако до конца XVII в. в Московском государстве не было соответствия тем видам собраний в обществе, которыми изобиловали календари светской жизни других европейских дворов, особенно с активным участием женщин. Но в результате петровских реформ начала XVIII в. социальный опыт русской элиты уже разительно отличался от опыта ее старомосковских предшественников. В это время официальная обстановка государственных торжеств была еще тесно связана с традиционной московской ритуальной обстановкой, несмотря на добавление новых элементов, и регулировалась специальными инструкциями для участников – относительно порядка следования в процессии, конкретных церемониальных ролей и т.п. Зато в неформальной социальной ситуации, наподобие петровских ассамблей, где индивидуум пользовался свободой выбирать, чем ему заняться, русские участники не располагали таким руководством по благопристойному поведению, которое предлагали европейскому дворянину образование и воспитательная литература.

В ответ на потребность в новых базовых правилах личного поведения и социального взаимодействия в 1717 г. в Петербурге вышло в свет «Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов» 848 848 Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов. СПб., 1717. . Хотя исходный тираж составил всего 100 экземпляров, книгу затем переиздавали в 1719 г. (600 экземпляров), в 1723 г. (в Москве, 1200 экземпляров), в 1740 г. (578 экземпляров), а также в 1745 и 1767 гг. 849 849 СК. Т. 3. С. 452–453. Трактат состоял из нескольких разделов, и первая его часть близко напоминала буквари того времени. В нее входили кириллический алфавит, где старославянские буквы соседствовали с новым гражданским шрифтом, примеры фраз в помощь правильному произношению и перечень старославянских, арабских и римских цифр для обучения счету. Вторую часть – собственно «Честное зерцало» – составили Гавриил Бужинский, Яков Брюс и Иоганн Вернер Паус, германский ученый и переводчик на русской службе 850 850 Cracraft J . The Petrine Revolution in Russian Culture. Cambridge, MA, 2004. P. 370–371. Роль Пауса как переводчика рассмотрена также в статье: Bragone M.C . К истории восприятия Эразма Роттердамского в России в XVIII веке // SGESRN. 2006. Vol. 34. P. 44–48. . Главным источником для этого раздела послужило упомянутое сочинение Эразма Роттердамского «De civitate morum puerillium». Кроме того, он опирался на вышедший в Пуатье в 1559 г. труд Матюрена Кордье «Miroir de la jeunesse pour le former à bonnes moeurs et civilité de vie» («Зерцало юношества для воспитания добронравия и житейского обхождения»), в частности в названии 851 851 Как отметила Л. Хьюз, связь между этими названиями была установлена И. де Мадарьягой: Hughes L. „The Crown of Maidenly Honor and Virtue“: Redefining Femininity in Peter I’s Russia // W. Rosslyn (ed.). Women and Gender in Eighteenth-Century Russia. Aldershot, 2003. P. 39. .