Коллектив авторов История - Кембриджская история капитализма. Том 1. Подъём капитализма: от древних истоков до 1848 года

Всем известная одержимость меркантилистов идеей накопления ценных металлов, которое понималось как явный символ государственной силы и власти, дала поздним критикам повод для высмеивания неустойчивости концепции богатства, основанной на одном лишь металле. И все же, даже если многие меркантилисты и в самом деле были прельщены столь символической репрезентацией, важно подчеркнуть то, как они говорили о роли ценных металлов в качестве средства циркуляции и обмена, единицы счета и хранения ценности. Полное понимание роли и функции денег имел Джон Локк как один из их главных интерпретаторов (Locke 1989). Но и другие авторы до него излагали или описывали свойства ценных металлов как экстренного резерва для государственной казны или как основы для капитальных вложений.

Что касается пионеров в аналитических исследованиях денежных тем, особо стоит отметить авторов Саламанкской школы второй половины XVI века. Аспикуэльта, Сото, Меркадо, Молина и другие учителя церкви внесли свой вклад в основание школы мысли вместе со своими учениками в университетах Саламанки (Испания) и Коимбры (Португалия). Их целью было объяснение наблюдаемого роста цен, происходившего в тот период на Иберийском полуострове, а также в других областях Европы. Общепринятая точка зрения, часто звучавшая в то время, предполагала, что объяснение заключалось в новых потребностях, которые возникли благодаря коммерческой и морской экспансии — этот аргумент излагался в работах Жана Бодена в 1570-е годы. Инновация, представленная авторами доктрины Саламанкской школы, состояла в понимании того, что рост цен был обусловлен обесценением монет, что, в свою очередь, объяснялось существенным увеличением объемов их производства и обращения вслед за открытием почти бездонных серебряных месторождений в испанской Америке. Иными словами, для авторов Саламанкской школы взрывной рост цен был в первую очередь вызван увеличением предложения ценных металлов, фундаментальным входящим фактором в производстве денег. Следовательно, начала обретать форму формулировка одного из старейших аналитических инструментов в экономике: зачаточный вариант количественной теории денег через непосредственное осознание уравнения обмена MV = PT, аналитического тождества, связывающего предложение денег (M) с уровнем цен (P) при условии, что скорость обращения (V) и количество транзакций (T) считаются постоянными.

Следствия из принятия существования стабильного соотношения между количеством денег и уровнем цен заставляют сомневаться в некоторых базовых допущениях меркантилистов, а именно относящихся к возможности постоянного превосходства и гегемонии одной нации над остальными. По сути, существование международной торговли (пусть даже на условиях протекционизма) заставляет нас рассмотреть следующую логическую последовательность: если в данной стране количество денег в обращении небольшое или внезапно уменьшается, то уровень цен будет низким, и, следовательно, внешний спрос вырастет, что увеличит экспорт и приведет к поступлению денег в страну. Этот приток вызовет внутренний рост цен, что в конечном итоге уменьшит рост экспорта до тех пор, пока не установится равновесие между страной и ее торговыми партнерами. В этом заключается смысл знаменитого механизма цен и денежных потоков, описывающего международное торговое равновесие и делает невозможным достижение меркантилистской цели постоянного благоприятного торгового баланса (Cantil-lon 1755; Hume 1985). В формулировке Дэвида Юма:

представляется, что в человеческих делах имеется счастливое стечение обстоятельств, которое препятствует росту торговли и богатства и не дает им заключаться в пределах лишь одного народа; как сначала можно было бы опасаться исходя из продвижения развитой торговли (Hume 1985: 283).

Еще одним важным следствием из этого механизма является демонстрация ненейтральности денег в краткосрочной перспективе, так как приток золота и серебра может быть использован самыми трудолюбивыми народами, тем самым создавая продуктивные инвестиции, которые приведут к росту богатства, предвосхищая влияние роста цен. В этом и многих других случаях Кантильон и Юм продемонстрировали аналитический потенциал более утонченного понимания роли денег в рыночной экономике, чем позже показали Адам Смит и экономисты-классики.

В рамках анализа проблемы скорости (или легкости) обращения денег вопросы, позже вызывавшие беспокойство у Адама Смита в связи с эмиссией бумажных денег, активно обсуждались такими авторами, как Пьер де Буагильбер и Исаак де Пинто. Последний в самом деле развил связный аргумент в пользу роли обращения денег в данной экономике, которая в его работе означает не только стимул для массового потребления, но и ускорение денежных схем и простоту доступа к платежным средствам (de Pinto 1771). Иными словами, запас капитала в обращении сильно зависел от доступности денежных агрегатов и, следовательно, расширение экономического и финансового секторов требовало стабильного наращивания денежной базы.

Пинто был также увлеченным последователем епископа Джорджа Беркли; оба они подчеркивали роль системы национального долга и публичного кредита, установившейся в Англии в середине XVIII века [95] Идеи Беркли о национальном долге в основном излагались в статьях, публиковавшихся в The Querist в 1735–1737 годы. Ср.: Rashid 1990. . Благодаря современности своих финансовых институтов и инструментов после создания Банка Англии в 1690 году Англии удалось достигнуть такого уровня процветания и развития, по которому с ней не могли сравниться другие, более населенные страны с более обширными ресурсами. Согласно Беркли и, вслед за ним, Пинто, такой успех был обусловлен системой привлечения британской короной займов у частных лиц и гарантируемому таким образом дополнительному финансированию. Хотя Пинто не мог выразить этого в таких терминах, в его доводах следует отметить, что мелкие и крупные инвесторы, одалживавшие деньги государству в обмен на ценные бумаги, которые могли покупаться и продаваться и на которые начислялись проценты, вступали в своего рода подразумеваемый контракт, по которому экономические и финансовые дивиденды добавлялись к преимуществам политической стабильности, к выгоде обеих сторон.

Эта зрелость в размышлениях о финансовых вопросах имеет исключительный характер. Несмотря на эти рассуждения, вторая половина XVII и первая половина XVIII века были богаты на события дестабилизации финансовых рынков (тюльпаномания, «пузырь Южных морей», система Миссисипи, и т. п.). Джон Ло вдохновил новаторские финансовые и банковские эксперименты, хотя его «блестящие, но мечтательские идеи», как их охарактеризовал Адам Смит, не имели успеха. Тем не менее проницательным взглядом на то, как могла бы успешно функционировать и процветать международная монетарная система без использования металлических денег, он поистине гениально предвосхитил современную роль денег и денежную политику в соответствии с нуждами расширившейся и ставшей глобальной экономики (Murphy 1997). Система Ло подверглась жестокой критике и опровержениям, почти всегда в моральном аспекте. Это отношение также было показательным для одной из характерных черт развивавшегося капитализма. Современный ему автор, рассуждая о моральных вопросах в связи с инвестициями, при этом хорошо разбираясь в работе амстердамского фондового рынка, признал свою озадаченность перед лицом действий, которые превращали сцену финансовых операций в истинную confusion de confusiones (de la Vega 1688; «Путаница путаниц» — книга Иосифа де ла Веги. — Прим. ред.). Это выражение многое говорит о восприятии людьми того времени существенных изменений, которые происходили на рынке в глобальном масштабе и которые находили свое отражение в микрокосме фондового рынка (Neal 1990).