Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Во время первой пятилетки советское правительство значительно расширило социальное обеспечение для промышленных рабочих. До этого момента в СССР не было пенсий по возрасту; старые рабочие могли начать получать пенсию, только если оказывались нетрудоспособными. В конце 1920-х годов рабочие стали получать пенсии по возрасту (в возрасте пятидесяти пяти лет для женщин и шестидесяти — для мужчин, при условии что они отработали полных двадцать пять лет) [182] Chandler А. Shocking Mother Russia. P. 30. . Вдобавок советские власти увеличили социальный фонд страхования для рабочих, а после того как в 1931 году Сталин выступил против уравниловки в заработной плате, советское руководство начало предлагать еще бóльшие страховые выплаты ударникам и рабочим, отработавшим долгий срок на своем месте [183] В своей речи «Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства» (23 июня 1931 года) Сталин сказал, что причина текучести рабочей силы — в «левацкой уравниловке в области зарплаты» ( Сталин И. В. Сочинения. Т. 13. С. 56–58). . В то же время из-за продолжавшейся нехватки рабочих рук власти лишили пособий тех рабочих, которые лишь частично потеряли трудоспособность, — чтобы заставить их оставаться на рабочем месте [184] Madison B. Q. Social Welfare in the Soviet Union. P. 57–58. Число производственных травм в годы первой пятилетки многократно выросло. См.: ГАРФ. Ф. 5475. Оп. 13. Д. 171. Л. 96; Там же. Оп. 14. Д. 67. Л. 20. .

В годы первой пятилетки советское руководство начало внедрять социальное страхование при помощи государственных профсоюзов. Этот процесс достиг кульминации в 1933 году, когда Наркомат труда был упразднен и все ресурсы социального страхования были переданы Всесоюзному центральному совету профессиональных союзов (ВЦСПС). С этого момента рабочие получали пособия по нетрудоспособности в профсоюзном бюро своего завода [185] ГАРФ. Ф. 7062. Оп. 1. Д. 83. Л. 1; Социальное страхование в СССР: Сборник официальных материалов / Под ред. Г. С. Симоненко. М., 1971. С. 16–18; Бюллетень ВЦСПС. 1934. № 1–2. С. 2. . Профсоюзы начали предоставлять и другие виды социальной помощи, в том числе пособие по материнству, путевки на курорты, стипендии на обучение и чрезвычайную выплату рабочим, не имеющим возможности заплатить за похороны члена семьи [186] Журавлев С., Мухин М. «Крепость социализма»: Повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1928–1938 гг. М., 2004. С. 62–164; Zawodny J. K. Twenty-six Interviews with Former Soviet Factory Workers (Hoover Institution Archives, I/2, I/9, II/13, II/18). . Находившиеся под контролем государства, советские профсоюзы не вели переговоров о зарплате и условиях труда от лица рабочих, но в 1930-е годы получили новую функцию — управление социальной помощью [187] Профсоюзы в советском государстве никогда не были независимыми. К концу 1920-х годов они потеряли какой-либо авторитет как представители рабочих интересов. .

Переход социальных ресурсов и ответственности за их распределение к профсоюзам имел двойной смысл. Во-первых, нужды рабочих ставились выше потребностей других социальных групп. Во-вторых, снижалась роль либеральных специалистов в распределении социальной помощи. После «Великого перелома» в конце 1920-х годов положение немарксистских ученых в советской системе стало куда более шатким: они начали подвергаться нападкам в самых разных сферах. А между тем индустриализация и коллективизация означали попытку модернизировать советское общество, пойти по тому пути, за который уже давно агитировали либеральные ученые. Многие из них, протестуя против классового подхода и государственного насилия, вместе с тем приветствовали замену старого и отсталого общества современным, индустриальным. Роль беспартийных ученых в построении нового мира оказалась велика — среди них были инженеры, архитекторы, городские планировщики (и врачи, и демографы, и учителя, как мы увидим в последующих главах). Они продолжали работать над обеспечением социального благополучия, стремясь к тому, чтобы жизнь становилась эффективной и рациональной.

Такие советские городские планировщики, как Леонид Сабсович и Константин Мельников, создавали проекты хорошо освещенных и упорядоченных улиц, широких площадей и бульваров, удобных для горожан парков и жилых комплексов. Они стремились устранить хаос и давку больших городов, стараясь повысить эффективность последних и вместе с тем вернуть в человеческую жизнь гармонию и чувство сопричастности [188] Starr S. F. Visionary Town Planning during the Cultural Revolution // Cultural Revolution in Russia, 1928–1931 / Ed. S. Fitzpatrick. Bloomington, 1978. P. 208–211. См. также: Kopp А. Town and Revolution: Soviet Architecture and City Planning, 1917–1935 / Transl. T. E. Burton. New York, 1970. . Под воздействием ученых составляли свои проекты деятели ВКП(б), уделяя особое внимание реконструкции Москвы. По рекомендации московского партийного лидера Лазаря Кагановича ЦК приказал создать план реконструкции города, и сам Сталин, как рассказывают, держал под личным контролем работу архитекторов и городских планировщиков. В рамках плана реконструкции (законченного в 1935 году) власти начали стирать с лица земли лабиринт рыночных рядов и старинной деревянной застройки к северу от Кремля, чтобы воздвигнуть на этом месте обширные площади, широкие улицы и многоэтажные бетонные дома [189] Hamilton F. E. I. The Moscow City Region. London, 1976. Р. 39. См. также: Москва реконструируется: Альбом диаграмм. М., 1938. . Беспартийные ученые выступали в роли жилищных инспекторов, критикуя здания, не соответствовавшие, по их мнению, необходимым стандартам по части гигиены и планировки [190] ГАРФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 6. Л. 3–4, 16; Кокшайский И. Обеспечение коммунальным благоустройством отдельных социальных групп населения г. Москвы // Коммунальное хозяйство. 1931. № 19–20. С. 44–47. . Хотя советские городские администраторы, приветствуя реконструкцию, видели в ней уникальный социалистический проект, призванный ликвидировать зловонные трущобы, порожденные капитализмом, их коллеги в капиталистических странах осуществляли весьма сходные программы городской реконструкции, уничтожая скопления лачуг и заменяя их просторным жильем, парками и публичными банями [191] Романовский И. С. Москва социалистическая. М., 1940. С. 28–30; Mazower M. Dark Continent. P. 89–90. .

На реализацию детально разработанных планов советских архитекторов и городских планировщиков часто не хватало средств. Плановая экономика обеспечила партийным лидерам контроль практически над всеми экономическими ресурсами страны, но они приказывали вложить бóльшую часть этих ресурсов в тяжелую промышленность, в то время как людям очень недоставало жилья. Усложнял проблему тот факт, что Госплан, главное планирующее ведомство, сильно недооценил размах урбанизации, связанной с грядущей индустриализацией, и городские Советы не получили достаточно денег для широкомасштабного жилищного строительства [192] Центральный архив города Москвы [далее — ЦАГМ]. Ф. 150. Оп. 5. Д. 36. Л. 57. . За 1930-е годы население Москвы удвоилось (с 2 до 4 миллионов), а построено в городе было всего лишь 4 миллиона квадратных метров жилья и, по оценке, недоставало еще 46 миллионов квадратных метров [193] Там же. Ф. 126. Оп. 10. Д. 47. Л. 16; Hazard J. Soviet Housing Law. New Haven, 1939. P. 16; Статистический справочник по жилищно-коммунальному хозяйству г. Москвы. М., 1939. С. 9–10. . Из-за серьезной нехватки жилых помещений промышленные комиссариаты и фабричные руководители взяли на себя ответственность за размещение своих рабочих. Директора заводов тяжелой промышленности, имевшие в своем распоряжении больше ресурсов, чем городские Советы, начали тратить миллионы рублей в год на жилищное строительство. По всей стране руководители заводов возвели тысячи домов для рабочих, чтобы дать крышу над головой своей быстрорастущей рабочей силе [194] Российский государственный архив экономики [далее — РГАЭ]. Ф. 7622. Оп. 1. Д. 251. Л. 2; ЦАГМ. Ф. 176. Оп. 4. Д. 4. Л. 15–16; Центральный архив общественно-политической истории Москвы [далее — ЦАОПИМ]. Ф. 468. Оп. 1. Д. 102. Л. 58, 72. .