Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Государственное насилие на Кавказе, вероятно, не было неизбежным следствием статистических изысканий и этнической классификации. Главным поставщиком этнографических и статистических данных по туземным народам был Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, и царские чиновники считали, что эти данные позволят им более эффективно использовать различные этнические группы, предоставив каждой их них определенное место в экономическом порядке. В рамках кампании умиротворения горной части Западного Кавказа, прилегающей к морю, некоторые администраторы предложили переселить «горных черкесов» на равнины, где они смогли бы заниматься сельскохозяйственным трудом и интегрироваться в общество Российской империи. Впрочем, подавляющее большинство местных жителей выступили против этого переселения, и в 1864 году около 370 тысяч человек предпочли эмигрировать в Османскую империю, чтобы не оставаться под властью России [915] Sherry D. L. Imperial Alchemy: Resettlement, Ethnicity, and Governance in the Russian Caucasus, 1828–1865: Ph.D. diss. University of California, Davis, 2007. Р. 5, 9–12. .

В целом в период с 1858 по 1864 год с Кавказа было выселено около 450 тысяч человек, в числе которых были не только черкесы, но и ногайцы и другие народы. Те жители прибрежных гор, которые отказывались от переселения или эмиграции, были насильственно согнаны со своей земли русскими военными экспедициями, уничтожавшими аулы и преследовавшими беженцев в горных ущельях. Великий князь Михаил Николаевич, наместник на Кавказе, заявил, что береговая линия Черного моря полностью очищена, а горцы переселены в Турцию. Офицеры Главного штаба Кавказской армии доложили, что ни один горец не остался на своем прежнем месте и принимаются меры по очищению региона и подготовке его для новых российских поселенцев [916] Jersild А. Orientalism and Empire: North Caucasus Mountain Peoples and the Georgian Frontier, 1845–1917. Montreal, 2002. Р. 23–25. . Подобным же образом осуществлялось и завоевание империей Средней Азии. Военные теоретики 1870-х годов подчеркивали необходимость заместить местных жителей «русским элементом», чтобы преобразовать облик всей страны [917] Holquist Р. To Count, to Extract, and to Exterminate. Р. 116–120. Цит. из публикации: Венюков М. И. Очерк политической этнографии стран, лежащих между Россиею и Индиею // Сборник государственных знаний. 1877. Т. 3. С. 61–65. .

Европейские и колониальные управленцы XIX века, стремясь осуществлять свою власть и противостоять предполагаемым политическим угрозам, все в большей степени опирались на статистику. Сама по себе статистика не была причиной государственного насилия, но создавала картину населения, которой могли пользоваться чиновники в своем желании выявить и отсечь группы людей, несущие, по мнению этих чиновников, угрозу для всего общества в целом. Хотя отсекающее насилие возникло раньше колониализма, европейское завоевание и управление неевропейскими народами подразумевали социальную и этническую классификацию и новые технологии насилия, в том числе концлагеря. В результате колониализма и колониальных войн подобное насилие стало частью жизненного опыта многих военных офицеров и колониальных администраторов, значительная часть которых сыграла ведущую роль в Первой мировой войне. В ходе этой войны отсекающее насилие развернулось в полном масштабе уже на территории самой Европы.

Первая мировая война означала не только невиданный масштаб военных действий, но и слияние гражданской и военной сфер. Граница между солдатами и мирными жителями оказалась размыта. Это было очевидно в оккупационной политике — в частности, немцы использовали принудительный труд мирных жителей, — но также проявилось и в политике различных правительств по отношению к собственным мирным жителям. Многие воюющие государства создали лагеря, в которые интернировали «враждебных иностранцев» — тех людей родом из стран противоположного лагеря, что не прошли натурализацию. Некоторые страны высылали и интернировали даже собственных подданных — Австро-Венгрия, Россия и Османская империя. Впрочем, последняя дошла даже до геноцида своих армянских подданных. Таким образом, Первая мировая война привела к такому масштабу и таким формам государственного насилия в отношении мирных жителей, которые ранее были характерны только для колониальной политики.

Немецкая оккупационная политика в Северной Франции и в Бельгии служит примером того, как гражданское население оказывалось во власти государственного насилия. Немецкие военачальники в Северной Франции, не имевшие никаких планов, руководств и идеологических схем, тем не менее полностью инструментализировали местное население. В поисках ресурсов для войны они выдали каждому человеку удостоверение личности, а начиная с осени 1914 года ввели принудительный труд. По мере продолжения войны они создали сеть трудовых лагерей. В 1916 году, когда в Германии остро ощущалась нехватка рабочей силы, немецкое правительство начало высылку бельгийских рабочих: около 60 тысяч были направлены на принудительные работы в Германию. В ходе подготовки к наступлению 1918 года германская армия депортировала гражданское население Северной Франции. Ни одна из этих мер не была запланирована до войны, ни одна не имела целью этническую чистку. Использование государственного насилия против мирных жителей было результатом решений немецких военачальников, исходивших из военно-оперативных потребностей [918] Hull I. Absolute Destruction. P. 234–240, 248–257. .

Таким же образом германская армия задействовала и гражданское население на Восточном фронте. Она выдала удостоверения личности всем, кто был старше десяти лет, и переписала все материальные ресурсы — заводы, дома, строения и скот. С 1915 года германские власти ввели принудительный труд, а в ноябре 1916-го приказали всем мужчинам от семнадцати до шестидесяти лет явиться в трудовые лагеря. Большинство принудительных работников оставались в зоне оккупации, но не менее 34 тысяч были насильственно перевезены на работы в Германию [919] Ibid. P. 244–247. . Стремясь гарантировать здоровье и полезность людских ресурсов на оккупированной территории, германские чиновники обязали местное население мыться и проходить дезинфекцию в специальных пунктах. Объективация людей — превращение их в инструменты, подлежащие документированию, очистке и использованию для работы, — являлась частью того, что один историк назвал той «сеткой с мелкой ячейкой для контроля над территорией и ее коренным населением, которая руководила всей деятельностью в этой области и направляла ее на нужды милитаристского государства» [920] Liulevicius V. G. War Land on the Eastern Front: Culture, National Identity, and German Occupation in World War I. New York, 2000. Р. 8, 106. .