Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

В конце апреля 1921 года Бахметев обратился с «совершенно личным» письмом к М. Н. Гирсу, в котором писал:

Последние дни я все беспокоился мыслью об обеспечении необходимыми денежными средствами русского национального движения, с тем, чтобы эти средства могли быть использованы для патриотических целей, независимо от положения нашего представительства в той или другой стране. Валюты осталось страшно мало, нужды беженцев огромны, мы живем все время под психологическим давлением отпускать все что возможно на хоть незначительное облегчение страданий; между тем, возможно, что впереди — еще многие месяцы, если не годы, до тех пор пока какая-либо русская национальная власть сможет получить какие-то средства на свои заграничные расходы. Мне кажется что поэтому совершенно целесообразным является наперед выделить в какой-то особый национальный фонд известные суммы, забронировав их, с одной стороны, от изменений в положении нашего представительства, с другой стороны — от расходования на какие-либо иные цели.

Бахметев изложил председателю Совета послов план действий, предложенный Угетом, а именно: образовать особый Национальный фонд из средств, выделенных тремя главными финансовыми центрами эмиграции — Европой, Америкой и Японией (имелись в виду, разумеется, распорядители российских средств в этих странах).

Практически одновременно и независимо от возникновения идеи о создании Национального фонда эмигрантскими финансистами начал дебатироваться вопрос о способах хранения (точнее, сокрытия) государственных средств. Во-первых, правительства стран — кредиторов России вполне могли, если бы очень захотели, конфисковать государственные средства в порядке компенсации за долги. Во-вторых, подписание англо-советского торгового договора 16 марта 1921 года, как казалось, создало реальную угрозу передачи казенных средств Советам — ведь теперь большевистское правительство фактически признавалось британским. Эти обстоятельства послужили побудительным мотивом поисков новых способов хранения денег. Отмечу, что опасения относительно намерений британского правительства были сильно преувеличены, однако для нас важно то, что они разделялись большинством дипломатов и финансовых агентов.

Держатели российских средств в Европе рассмотрели и отвергли два возможных варианта хранения: 1) на счетах частных лиц — поскольку в случае судебного преследования было бы невозможно объяснить происхождение денег; 2) в банковском сейфе наличными или в краткосрочных бонах — однако боны, опять-таки, надо было регистрировать, а местоположение сейфа могли обнаружить большевистские агенты. Во Франции вдобавок существовала угроза секвестра российских средств правительством в порядке компенсации за содержание армии Врангеля.

Средства нужно было централизовать, хранить в надежном месте и в то же время обеспечить их быстрое получение в случае необходимости. Очевидно, что всем сформулированным условиям мог отвечать только банк, причем банк «свой». Единственный способ «полного сокрытия казенного характера сумм и вместе с тем безопасного их помещения», полагал управляющий делами Финансового совета В. И. Новицкий, — вложить их в операции с акциями и векселями. Для обеспечения надежности надо стать «одними из хозяев дела», для чего внести часть казенных средств в основной капитал банка.

Рассуждения Новицкого были отнюдь не абстрактны, и речь шла о вполне конкретном банке. А именно — о London & Eastern Trade Bank. В предварительных совещаниях по вопросу о способах хранения участвовали видные дипломаты, юристы и финансисты М. Н. Гирс, В. А. Маклаков, М. В. Бернацкий, М. С. Аджемов, барон Б. Э. Нольде и П. А. Бурышкин; наиболее приемлемыми они сочли предложение новообразованного лондонского банка.

Банк насчитывал от роду менее полугода. Однако среди его отцов-основателей были знакомые все лица. Это была группа Московского купеческого банка, нефтепромышленники С. Г. Лианозов (председатель Совета банка), братья Цатуровы, Г. Л. Нобель. В правление банка входили К. Е. Замен и бывший заместитель российского министра финансов С. А. Шателен.

Для формирования фонда Бахметев и Угет перевели в Европу 130 300 ф. ст. за счет сумм, полученных от продажи остатков золотого запаса. 60 тыс. ф. ст. дали «европейцы». Деньги, переведенные из США, а также 36 400 ф. ст., выделенные «европейцами», были помещены в акции London and Eastern Trade Bank, остальные 23 600 ф. ст. были размещены в том же банке в виде векселей.

Новицкий выделял три главных мотива, заставившие распорядителей казенных средств за границей приобрести акции банка:

1) необходимость создания юридического лица, могущего за нас выступать и действовать и дающего возможность как хранения, так и сокрытия имеющихся у нас казенных средств, 2) желательность сохранения известной части средств до момента восстановления России для передачи их будущему национальному правительству, 3) желательность подготовить банковский аппарат за границей для облегчения возможности получения кредитов для восстановления России и будущих торговых сношений ее с заграницей.

Кроме того, банк использовался для переводов средств дипломатическому представительству, гуманитарным учреждениям, на расселение армии.

История банка опять-таки могла бы послужить темой для самостоятельного исследования. Завоевать место под солнцем на давно уже поделенном британском финансовом рынке было нелегко. К тому же банк сотрясали внутренние противоречия: для сравнительно небольшого кредитного учреждения в нем оказалось чересчур много крупных предпринимателей и отставных политических деятелей. На каждого служащего приходилось едва ли не по два члена правления и совета. Да и среди «простых» служащих оказался, например, бывший управляющий Министерством иностранных дел в правительстве Колчака Иван Сукин, заведовавший в банке валютным отделом при скромном жалованье 50 ф. ст. в месяц. Неоднократно, особенно в первые годы существования, менялся состав акционеров, совета и правления.

Правда, несмотря на все эти склоки и потрясения, Банк, председателем правления которого со временем стал Г. Л. Нобель, просуществовал на удивление долго. Банк проводил операции в Австрии, Германии, прибалтийских государствах. Что же касается Национального фонда, то конец его существованию — точнее, его существованию в том размере и с той системой управления, которая оформилась в декабре 1921 года (фондом ведала Коллегия попечителей, состоявшая в основном из послов), — пришел совсем не вследствие нестроений в Банке, а по внешним и более фундаментальным причинам.

К лету 1924 года выяснилось, что средства на содержание официальных органов и на помощь беженцам иссякли. На совещании финансовых агентов и дипломатов было решено освободить на эти нужды 40 тыс. ф. ст. из Национального фонда (по 20 тыс. из европейской и американской частей). Коллегия попечителей была распущена, а распоряжение Национальным фондом было передано финансовым агентам под контролем послов.