Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

На том и закончился разговор с американцем. Однако Сталин всё-таки посоветовал Димитрову предложить оппозиционерам два места в правительственном кабинете. Пригласить, разумеется, не Петкова, а кого-нибудь из тех, кто не очень известен. Дать им какие-нибудь незначительные министерства и тем самым выбить козырь, которым размахивает оппозиция.

Вилла в Княжеве первое время служила Димитрову и квартирой, и дачей, и рабочим кабинетом. Это был двухэтажный дом в болгарском стиле, с видом на Витошу. Наверху располагались три спальни, а на первом этаже, опоясанном увитой зеленью террасой, — холл, небольшой кабинет, гостиная и столовая. В холле Димитров распорядился повесить портреты родителей.

Дом, окружённый садом с фруктовыми и декоративными деревьями, не просматривался со стороны шоссе, однако оттуда время от времени доносился скрип крестьянских бричек и скрежет трамвая пятого маршрута — самого длинного в Софии. Скоро в доме стало тесно из-за появления помощников и технических сотрудников, и для размещения кабинета и канцелярии подобрали здание в центре города, на тихой улочке Велико-Тырново. Однако туда Димитров наезжал лишь по необходимости, предпочитая работать в Княжеве.

Димитровы побывали на Ополченской, 66, и на Центральном кладбище. Поклонились отцу Георгия Михайловича — Димитру Михайлову и брату Тодору, а также Димитру Благоеву и Георгию Киркову. Потом съездили в Самоков, на могилу матушки Парашкевы [111].

На родине наш герой обрёл определённую степень свободы, которой был лишён в Москве. Там его поведение диктовалось жёстким служебным распорядком и неписаными правилами и традициями, господствующими в высшем советском руководстве. Даже география повседневной жизни Димитрова была предопределена: рабочий кабинет — квартира — дача — Кремль. Выход за пределы этого четырёхугольника случался редко. В Болгарии же он стал сам регулировать свои занятия. Разумеется, заседания, бумаги и деловые переговоры и здесь съедали большую часть времени, однако с первых дней Димитров взял за правило встречаться с людьми из разных сфер общества и напитываться впечатлениями о жизни страны. Ему нравилось бывать в массах, ощущать пульс народной жизни. Приветствовали его повсюду радушно и даже восторженно, и это особенно трогало. В шахтёрском Пернике ещё помнили его приезды к бастующим рабочим в начале века; улицы и площади Софии будили воспоминания о молодых годах.

Вереница делегаций и отдельных визитёров к Димитрову была поистине бесконечна. Отказать в приёме выглядело, согласно неписаному правилу, недемократично, послать же ходоков к Димитрову по любой надобности считалось законным правом. Делегацию, приехавшую из какого-нибудь горного села, невозможно было выслушать за 10 минут и отправить обратно, нередко разговор затягивался на час-полтора. Постоянно поступали приглашения выступить с речью или с воспоминаниями, и Димитров по возможности старался хотя бы два-три раза в месяц откликнуться.

Васил Коларов однажды даже посетовал: «Человек, который меньше всех говорит в СССР, — это Сталин, а человек, который больше всех говорит в Болгарии, — это Димитров. Он не пропускает ни одного случая, чтобы не взять слово. И когда надо, и когда не надо» {303} . Видимо, ближайший соратник Георгия Димитрова, склонный к кабинетной работе, считал, что крупному политическому деятелю неуместно размениваться на мелочи.

Но Димитров уверовал в преобразующую и мобилизующую силу слова ещё в ту пору, когда самостоятельно осваивал книжную премудрость и агитировал рабочих голосовать за тесняков, поэтому и теперь охотно произносил речи, посылал приветствия, отвечал на вопросы, призывал, наставлял, разъяснял. И убеждал своих товарищей-коммунистов не жалеть усилий, чтобы доводить до рядовых рабочих, крестьян, ремесленников суть политики правительства и правящих партий, а также внимательно прислушиваться к мнению населения о работе партийного руководства, местной администрации и милиции. Многие люди, считал он, поддерживают оппозицию по непониманию или по личным причинам, но они непременно примкнут к Отечественному фронту, если им всё толково объяснить, вникнуть в их обиды и недоразумения.

Целый день 31 декабря Георгий Михайлович работал, а в 11 часов вечера вместе с Розой Юльевной встретил Новый год по московскому времени в Доме Красной армии. Потом они приняли участие в официальной встрече Нового года по-болгарски — в 12 часов ночи в Военном клубе. Оттуда отправились в отель «Болгария», где отмечали праздник сотрудники Национального комитета Отечественного фронта. И уже под утро заехали на вечеринку к сотрудникам аппарата ЦК партии.

По случаю Нового года Димитровы устроили праздничный ужин для родственников. В Княжево приехали Магдалина и Стефан Барымовы с дочкой Христиной, братья — Любомир с женой Марией, сыном Георгием и дочерью Лиляной и Борис с женой Гиной, сестра Елена с Вылко и детьми Ирой и Володей.

По воспоминаниям Ирины Червенковой и Лиляны Димитровой, на таких встречах всё было просто, по-семейному. Подавали национальные блюда и напитки, как бывало в доме на Ополченской, пели песни. Стоя поминали умерших и погибших. Георгий на правах старшего брата и хозяина вёл застолье, никого не обходя вниманием. Разъезжались по домам обычно далеко за полночь.

В коммюнике Московского совещания министров иностранных дел, опубликованном 28 декабря, было зафиксировано, что Советское правительство берёт на себя обязанность дать дружеский совет правительству Болгарии о желательности включения в формируемое правительство Отечественного фронта двух представителей демократических групп, не входящих в ОФ, которые будут лояльно работать вместе с правительством. Как только будет выполнено это условие, правительства США и Великобритании признают правительство Болгарии, то есть восстановят с Болгарией дипломатические отношения, и её международное положение нормализуется.

Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. «Разговоры с оппозиционными группами не дали результата», — записал Димитров 6 января 1946 года. Оппозиция потребовала распустить Народное собрание, провести новые выборы и сформировать новое правительство с другим распределением портфелей. Тем самым она не только подтвердила свою нелояльность, что было ожидаемо, но и не подчинилась решению Московского совещания, а самое главное — полагала возможным пренебречь волеизъявлением сотен тысяч избирателей. Болгарская правительственная делегация во главе с премьером Кимоном Георгиевым по собственной инициативе отправилась в Москву искать совета и содействия у Сталина. (Надо заметить, что некоммунистические партии Отечественного фронта, несмотря на имеющиеся между ними разногласия, были едины в том, что покровительство СССР является решающим для дальнейшего успешного развития Болгарии.) Подводя итоги переговоров с делегацией, Сталин заявил, что оппозиция, отвергая решения Московского совещания, фактически спорит не с болгарским правительством, а с Советским Союзом. Но СССР Болгарию не оставит в беде, не даст сделать её инструментом антисоветской агрессии.