Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Болгарские службы, однако, не дремали. «Согласно разработанному в Москве плану, революция в Болгарии должна произойти осенью любой ценой», — сообщал начальник Управления общественной безопасности министру внутренних дел. Платные провокаторы раскрывали явки, выдавали активистов, захватывали документы. Нелегальная типография газеты «Работнически вестник» была разгромлена, продолжали гибнуть партийные кадры.

Удары по нелегальным структурам БКП оказались слишком чувствительными, и зарубежное руководство партии пришло к выводу о необходимости снять курс на восстание. В принятом 28 января 1925 года постановлении Президиум ИККИ предписал партии «отказаться теперь от вооружённого выступления» ввиду того, «что международное положение вообще, положение Болгарии на Балканах в частности, таково, что шансы удержания власти коммунистов и левых земледельцев сейчас крайне малы; что вооружённая помощь со стороны СССР исключена; что самостоятельное выступление коммунистов сейчас грозило бы потерей нашего влияния в земледельческом лагере». Партии было рекомендовано, не отказываясь от боевой перспективы, одновременно выдвинуть демократические требования: новые выборы, всеобщая амнистия, полная легализация компартии и БЗНС, экономическая программа и другие {85} . В переписке Георгия Димитрова возникает новая формула: восстание против режима Цанкова объективно неизбежно, но назначать конкретный срок пока не следует.

После V конгресса Коминтерна наш герой получил довольно высокий статус в коминтерновской иерархии — стал кандидатом в члены ИККИ. Однако этот показатель карьерного роста имел одно существенное «но». Чем больше обязанностей оказывалось у подпольщика Димитрова, чем больше расширялся круг его общения, тем реальнее становилась опасность провала — следовательно, требовалась более искусная конспирация.

В дирекции Венской полиции имелось досье на Георгия Димитрова, составленное австрийским дипломатическим представителем в Софии поданным болгарских коллег. Кроме обязательного в подобных документах описания наружности разыскиваемого, в шифровке содержалась его политическая характеристика, позволявшая судить, насколько он действительно опасен. Отметив, что, несмотря на отсутствие законченного высшего образования, Димитров обладает высокой культурой, дипломат в весьма лестных выражениях описал его организаторскую деятельность, роль в «последнем коммунистическом восстании» и большой ораторский талант. Однако полицейским так и не удалось обнаружить следы Георгия Димитрова, несмотря на довольно частые его переезды через границу альпийской республики. Директор венской полиции Шобер телеграфировал в Софию: «Коммунист Димитров здесь неизвестен. Личность его в последнее время не регистрировалась» {86} .

«Коммунист Димитров» действительно не был известен в городе на прекрасном голубом Дунае. Товарищи из Австрийской партии знали его как Освальда, а для ЦК БКП и Президиума БКФ он был Виктор или Димов. Конспиративные встречи он проводил, как правило, в кафе «Бриони», «Грильпарцер», «Музеум», «Вундерер» и других. Чтобы не размагничиваться, приходилось постоянно искать новые места. Бывало, выбирались варианты неожиданные — зоопарк, прогулочная лодка, скамейка поблизости от дворца Шёнбрунн. Один из деятелей БЗНС, контактировавший с Димитровым в тот период, отметил его безукоризненный внешний вид и аромат дорогого одеколона. Что ж, надо было выглядеть благонамеренным и обеспеченным господином, иначе будешь чувствовать на себе косые взгляды в фешенебельном «Музеуме». «Что касается моей личной безопасности, то я, разумеется, принял необходимые меры, — писал Димитров Коларову. — Не выходить на улицу вовсе, к сожалению, никак невозможно, но в театры и увеселительные заведения я и без того никогда не хожу. Установлено, что австрийская полиция ещё не знает о моём пребывании здесь».

Димитрову поручили возглавить Балканскую коммунистическую федерацию, когда по понятным причинам её штаб-квартира переехала в Вену. Почти все дела в БКФ ему пришлось делать самому. Он не то чтобы жаловался Коларову — скорее, меланхолично информировал его о никчёмных помощниках: сербский представитель — «человек крайне ограниченный и сварливый», румынский «вообще слабо подготовлен для подобной работы», однако «они знают, что я сам всё за них сделаю, чтобы только президиум функционировал как можно успешнее». Такова была реальность.

Технический секретарь президиума БКФ той поры Владимир Турок вспоминал: «Работоспособность Георгия Димитрова была колоссальной… Виктор (таким было конспиративное имя Димитрова) мог работать часами подряд и, не отрывая руки от бумаги, писать своим размашистым почерком (почти всегда карандашом). При этом непрерывно курил. Спички ему были не нужны. Он выполнял львиную долю работы президиума федерации. Его рукой были написаны почти все документы федерации и много статей — притом обширных — в „Работнически вестник“. <���…> Он вёл обширную переписку с ИККИ, главным образом с Василом Коларовым, и с коммунистическими партиями балканских стран. В условиях того времени это было совсем непросто. Иногда приходилось два-три раза писать одно и то же письмо, чтобы адресат мог получить хотя бы одно» {87} . Заметим, что способ тайнописи тогда был весьма незатейливым: поверх основного текста, написанного симпатическими чернилами, наносились строки какого-нибудь невинного послания, которое при этом не должно было выглядеть откровенной фальшивкой.

Штаб-квартиру Балканской коммунистической федерации Димитров посещал лишь ради ответственных заседаний (правда, таковых только за первые четыре месяца пребывания в Вене набралось почти два десятка). Обычно курьер, австрийский комсомолец Франц, приходил к нему домой в назначенное время, получал почту и передавал её в условленном и постоянно менявшемся месте другому курьеру. Так извилистым путём почта добиралась до адресатов.

В феврале 1925 года в Вене объявился Станке Димитров (Марек). Из всей болгарской делегации, направлявшейся на V пленум ИККИ, лишь ему одному удалось выскользнуть за кордон. Многочасовые разговоры близких соратников были откровенны, и картина перед Димитровым предстала тревожная.

События в Болгарии приобрели, как уже отмечалось, черты неявной гражданской войны, когда соображения политической стратегии отступают перед стремлением каждой стороны любой ценой нанести ущерб противнику, когда поступками нередко управляют чувства, а не разумная целесообразность. Гео Милев, автор поэмы «Сентябрь», уловив чуткой душой поэта исходящие из «высших сфер» волны ненависти, писал: «Правительство хочет, чтобы народ не мыслил, потому что таково понятие о народе у теперешних высококультурных правителей Болгарии: народ означает стадо, которое не может мыслить». Публицист Иосиф Хербст, называвший «Демократический сговор» [41]не иначе как демокретинами , сокрушался: «Мы не знаем более безумного режима, чем сегодняшний!»