Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Натиск нацизма необходимо было остановить. Но как? Государственная власть не может или не хочет это делать. Оставалось уповать на волю масс. Задумывая проведение антифашистских и антивоенных мероприятий, Исполком Коминтерна ставил задачу вовлечь в них всевозможные движения и организации, но не афишировал участие коммунистов. На плечи Гельмута и его сотрудников легла практическая реализация выдвинутых задач. Надо было искать союзников среди известных деятелей культуры и науки, нащупывать подходы к некоммунистическим организациям, убеждать их в необходимости совместных действий и при этом оставаться в тени — вроде режиссёра за кулисами.

Первым мероприятием подобного рода стал Антифашистский конгресс, прошедший в марте 1929 года в Берлине. Затем состоялись антивоенные акции, приуроченные к 15-летию начала мировой войны. Димитров провёл несколько совещаний представителей компартий по этой теме. Несмотря на запреты и аресты, в демонстрациях под лозунгами Коминтерна участвовали десятки тысяч человек. С тех пор 1 августа стало традиционным днём борьбы против империалистической войны.

Параллельно шла подготовка Европейского крестьянского конгресса. В переписке с партиями Димитров обсуждал платформу, которую компартии собирались предложить делегатам, поскольку влияние фашизма на массы росло не только в городах. В декабре 1929 года Димитрова вызвали в ИККИ в связи с подготовкой конгресса. Его проект резолюции был принят за основу.

За время отсутствия Димитрова в Москве произошло много знаковых перемен. В апреле на Объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин раскритиковал позицию Бухарина и его группы по вопросам внутренней и внешней политики. В частности, было сказано, что Бухарин «не видит и не понимает тех новых задач Коминтерна по изгнанию правых из компартий, обузданию примиренчества и очищению компартий от социал-демократических традиций, которые диктуются нарастающими условиями нового революционного подъёма». В заключение своей обширной речи Сталин потребовал осудить взгляды группы Бухарина, признав их несовместимыми с линией партии и полностью совпадающими с позицией правого уклона {115} .

Противоречивые мысли не покидали Димитрова. Надо было как-то объяснить себе причины стремительного развенчания Бухарина, близкого соратника Сталина, заменившего в ИККИ Зиновьева с его маниакальной идеей раздувания революционного пожара. В среде коминтерновцев циркулировала многозначительная подробность: накануне VI конгресса Бухарин, не согласовав предварительно со Сталиным свои тезисы по международному положению, разослал их делегациям, что очень не понравилось Иосифу Виссарионовичу. Но никто не мог поручиться, что в истории с Бухариным не существует других обстоятельств и подспудных мотивов, до поры скрываемых от посторонних глаз и ушей. Ведь члены ЦК ВКП(б) без колебаний проголосовали за его отзыв с главного поста в Коминтерне и выведение из состава Политбюро. И это коллективное мнение выглядело в глазах Димитрова самым сильным доводом.

Окончательную точку в судьбе Бухарина как деятеля международного коммунистического движения поставил X пленум ИККИ, состоявшийся ровно через год после VI конгресса Коминтерна — звёздного часа Бухарина. Подтверждая соответствующее решение Политбюро ЦКВКП(б), пленум снял его с поста члена Президиума ИККИ. И хотя формально Бухарин не был выведен из состава ИККИ, он с тех пор ни разу не появился в доме Коминтерна.

В Политкомиссии первая роль перешла к члену Политбюро ЦК ВКП(б) Вячеславу Михайловичу Молотову, избранному год назад членом Президиума ИККИ. Зал аплодировал ему с таким же энтузиазмом, с каким годом раньше аплодировал Бухарину, который низвергал Зиновьева, а ещё раньше — Зиновьеву, разоблачавшему интриги Троцкого. Так уж повелось: колонны революционных борцов выталкивали из своих рядов сомневающихся и колеблющихся, безжалостно растаптывали тех, чьим призывам вчера внимали с молитвенным восторгом…

Димитров не смог участвовать в работе пленума, поскольку занимался подготовкой конгресса Антиимпериалистической лиги во Франкфурте-на-Майне. Можно с уверенностью предположить, что он и не особенно стремился попасть в поле зрения своих партийных оппонентов, которые не преминули бы воспользоваться ситуацией, чтобы вновь поднять вопрос о примиренческом отношении Димитрова к социал-демократическим пережиткам в БКП.

Европейский крестьянский конгресс, негласно организованный Коминтерном для объединения усилий крестьянства и рабочего класса в борьбе против диктата финансового капитала и против фашизма, состоялся в конце марта 1930 года. В выставочном зале «Логенхаус» собрались 82 представителя крестьянских организаций из 18 стран. Димитров координировал из-за кулис действия коммунистической группы конгресса, в которой состояла половина делегатов. Тема рабоче-крестьянского союза была ему близка, но теперь она понималась не так, как в начале 1920-х. В русле доктрины «класс против класса» Коминтерн ориентировал партии на отрыв от крестьянских организаций левых элементов и переманивание их под знамя Коминтерна.

Прусская полиция заинтересовалась собранием подозрительных иностранцев и устроила проверку документов. Несколько делегатов было арестовано. Димитрову удалось в суматохе выскользнуть через полицейский кордон, предъявив швейцарский паспорт.

В конгрессе принимали участие и представители левого крыла БЗНС, которым был предоставлен канал Коминтерна для нелегального путешествия в Берлин. Несмотря на облаву, Димитров решил не отменять заранее намеченную встречу с соотечественниками. Участники того собрания вспоминают, что оно состоялось в ателье спортивной одежды, которое держали два болгарских эмигранта. Делегаты, ожидавшие некоего «товарища Виктора», разумеется, узнали Димитрова и очень удивились: ведь он ни разу не показывался в зале, где работал конгресс. Высказав свои соображения о болгарских делах, Димитров перешёл к обзору международных событий. Говорил о кампании гражданского неповиновения в Индии и создании революционных баз в Китае, о сражениях отряда никарагуанца Сандино и образовании революционных партий в колониях, о демонстрациях безработных в Европе и биржевой панике в Соединенных Штатах. Многие из болгарских делегатов помнили его как рабочего вожака и возмутителя спокойствия в парламенте, теперь же перед ними был солидный господин, по виду и речам настоящий европейский интеллектуал. Встреча закончилась дружеской вечеринкой: болгары припасли для поездки в голодную Германию домашние яства и напитки.

В июле из Москвы пришла тревожная весть: после очередного нервного срыва, близкого к помешательству, несчастную Любу поместили в психиатрическую лечебницу. Димитров рассчитывал приехать в Москву на V конгресс Профинтерна, но Политкомиссия не разрешила, сославшись на отсутствие в тот момент в Берлине большинства сотрудников ВЕБ. «Я надеялся, что приеду <���…> и сам узнаю о состоянии Любы, — написал он Коларову. — Сейчас ясно, что по решению Политкомиссии мне необходимо остаться здесь, и совершенно неизвестно, когда смогу приехать. Поэтому умоляю тебя, напиши мне тотчас же несколько строк, что происходит с Любой, как налажено её снабжение молоком и другими необходимыми продуктами, как улажен вопрос о её опекунстве, пенсии и пр.» {116} Через несколько дней Димитров послал с оказией продукты для Любы и попросил Коларова передать их Лене или Вылко, чтобы те понемногу подкармливали больную. «Не мог бы ты сам посетить её и лично узнать от врачей, что следовало бы сделать в дальнейшем для облегчения её состояния, о лечении и пр.? — интересуется он. — Было бы замечательно, если бы ты поговорил об этом с самим Макушкиным (профессором) и сообщил мне результат. Я чувствую себя совершенно разбитым из-за этой трагедии с Любой. Прошу тебя, сделай для нее всё, что только в силах. И главное — пиши мне время от времени, что с ней происходит» {117} .